Не только время, но и пространство легко вело себя с Миррой. Ну да, всё легко и прозрачно, когда легки мы сами, и зачем нам пытаться улучшать мир, если очистить надо только самый первый мир? Мы маршируем как оловянные солдатики во внешнем мире, а внутри течёт великая история мира - единственная нить, соединяющая все на свете истории. Вот она, нить, но куда уж нам, поглощённым своими неразрешимыми проблемами (на самом деле все они проистекают только из нашего ложного зрения), принять ее всерьёз?! Маленькую Мирру отдали в школу: полагала, что не пристало девочке ходить в лицей!>- в , кажется, и там Она, как и все, старательно изучала поддельный мир географических карт, атомов и - в конце концов мы обычно узнаём, что не такие уж они и великие, эти эпохи, а об атомах нельзя даже сказать с уверенностью, что они не оказываются маской для чего-нибудь другого, под чем скрывается ещё что-то - но где же Вещь? Конечно, мы строим целые цепочки истин; пока они тянутся, по непогрешимости они не уступают ни Папе Римскому, ни Сорбонне, но вот мы идём дальше, и новые истины оказываются столь же непоколебимыми, пока не проходит и их время, а в ожидании этого момента мы покрываемся ржавчиной от кончика носа до костного мозга, - вот они, наука и история для всех, но только не для Мирры. Её так просто не обманешь. А История представлялась для Неё в виде странных, невинных картинок: , а книга ни с того, ни с сего становилась как бы прозрачной, и слова тоже - я видела либо другие слова, либо образы>. История ожила. Она пустилась в пляс и рассказывала не совсем то, о чём говорила типографская краска страниц. Только не думайте, что Мать присутствовала при (откуда нам знать, где он случается, и что он такое?). Она-то находила это столь же естественным, как понимать зверей, чувствовать то же, что и цветы, или летать над дорогами: имею, что со мной происходило, всё казалось настолько нормальным, что я полагала, будто все переживают то же самое. Я была в большой дружбе со своим братом и сообщила ему: "Понимаешь, История - это сплошные глупости: книги говорят, что дело было так, а на самом деле всё обстояло иначе!" Я не раз делала предельно точные поправки>.
Да и не только книги; для Неё прозрачны были и животные, и вообще всё: в любой местности и прошлое и настоящее как бы сосуществовали одновременно, а может быть, к ним добавлялось ещё и будущее. Если бы мы всматривались в него, оно, наверное, пришло бы быстрее, проломило бы тонкую корку настоящего, не более толстую, чем страницу учебника истории, и вспыхнуло бы солнечными лучами. Ночью Она отправилась со своими подружками в Версаль: огнями (то есть, электрический свет погас), самыми разными огнями - фонари, переносные лампы... По аллеям гуляли люди в костюмах эпохи Людовика ХIV! Я смотрела во все глаза и держалась за парапет, чтобы не упасть, ведь я даже не могла поручиться за то, что это - я! Я смотрела на людей и вдруг увидела саму себя: я беседовала с двумя братьями-скульпторами... [Мать тщетно пытается вспомнить их имена] Значит, там я кем-то была (не помню уже, кем точно)... В ту ночь в Версале были самые разные люди, и среди них - я>.
Кем было это ?.. Даже для Мирры этот вопрос оказался сложным, но не тупиковым - просто предмет до мельчайших подробностей. Для Неё мир не был жёсткой, линейно разворачивающейся, данностью - куда ни посмотри, всюду впадины, ухабы, бездны и неожиданные трясины - . Странные , одетые во всевозможные костюмы, дождём падали на Неё, да и с обычными предметами дело обстояло не так просто - они не желали оставаться в каменных или кристаллических клетках, они оживали и принимались за свои истории, только без слов, ибо слова созданы для учёных людей, которые так хорошо знают мир, что давно упрятали его в словарь; нет, вещи рассказывали свои истории наподобие обезьяны, хризантемы или питона, на языке камней, прекрасно знающих, что такое движение (тут ученые согласны с нами), только не атомов, а сознания, которое оказывается сознанием всего мира, ибо оно одно, а пальчики, гладящие сегодня аметист или драгоценности древнего Египта, в своих клетках хранят ту самую память о старом друге, что и камни в своих атомах (предметы ведь тоже имеют воспоминания, даже дома и места). У нас много старых друзей, может быть, весь мир - наш старинный приятель, только мы забыли язык встреч. Она ходила в Лувр, в музей Гиме, и вещи, которыми пользовалась во время оно. Позже я распутала этот клубок>. А в музее Гиме мумия мигом поведала Ей свою историю: контакт случился в восемь или десять лет в музее Гиме. Там были две мумии: от одной уже ничего не осталось, но вторая сохранила настолько ясный "дух формы", что человек мог вступить с ней в сознательный контакт>... Мать простодушно добавила: , когда толпа идиотов подходит к тебе, смотрит на тебя круглыми глазами, ничего не понимает и говорит: "Он похож на то, он похож на это", - приятного тут мало>. Вот так. Однако даже мумия может иногда встретить собеседника, способного понять её.