Одни на пути своих поисков никогда не будут видеть существа: но только светоносные силы; другие будут видеть только существа и никогда — силы; все зависит от их внутренней предрасположенности, от формы их стремления, от религиозных, духовных или даже культурных истоков. Именно здесь лежит начало субъективности, а с ней — всевозможные смешения и предрассудки. Но субъективность не отрицает самого переживания, она лишь показывает, что одно и то же можно видеть и передавать по-разному в зависимости от натуры человека — видели ли когда-нибудь двое художников один и тот же ландшафт одинаково? По мнению «специалистов» по естественным и сверхъестественным явлениям, критерием истины должно быть неизменное содержание опыта, но это больше похоже на критерий тупой монотонности; многообразие опыта доказывает лишь то, что имеем дело сживойистиной, а не с жестким куском дерева, которому подобны наши ментальные и физические истины. Кроме того, эти сознательные — высокосознательные — силы могут принимать по желанию любое обличье не для того, чтобы ввести нас в заблуждение, но для того, чтобы сделать себя доступными сознанию тех, кто открывается им или взывает к ним. Например, христианский святой, который имеет видение девы Марии, и индус, которому является Дурга, видят, возможно, одно и то же; они могли войти в контакт с одним и тем же планом сознания, с одними и теми же силами, но совершенно ясно, что видение Дурги ничего бы не значило для христианства. А если бы та же самая сила проявилась бы в своем чистом состоянии, т. е. как безличная излучающая вибрация, то ее не смог бы воспринять ни поклоняющийся деве Марии, ни верующий в Дургу; она не затронула бы их сердце. У поклонения ведь тоже своя правда; не каждый обладает развитием, необходимым для того, чтобы ощутить силу любви, которая содержится в простом маленьком золотом свете, не имеющем формы. Но еще более интересно то, что если поэт, например, Рембо или Шелли, войдет в контакт стеми жепланами сознания, то он увидит нечто иное, что является тем не менее все тем же. Очевидно, ни Дурга, ни дева Мария особо не занимают поэтов, поэтому они ощутили бы великую вибрацию, пульсации света или разноцветные волны, которые превратились бы в них в сильное поэтическое чувство. Вспомним, например, Рембо:
«Наконец-то — о, счастье! о, разум! — я раздвинул на небе лазурь, которая была черной, и зажил жизнью золотистой искры
природногосвета».
[198]Однако эта эмоция могла прийти из того же плана сознания, или, мы могли бы сказать, имеет ту же частоту, что и видение индусского и христианского мистиков, хотя поэтическая транскрипция вибрации может показаться совершенно противной всякому религиозному верованию. Математик, который во вспышке озарения, принесшей ему радость, вдруг увидел по-новому строение мира, соприкоснулся, может быть, с тем же уровнем сознания, с той же вибрацией откровения. Ведь ничто не происходит «случайно», все приходит откуда-то, из конкретного плана, каждый из которых имеет свою длину волны, свою интенсивность света, свою конкретную частоту, а достичьодного и того жеплана сознания,одного и того жеозарения можно тысячью различных путей.
Те, кто вышли, или думают, что вышли, за пределы стадии религиозных форм, могут быстро заключить, что все личные образы обманчивы или что они представляют собой стадию низшего порядка и что истины только безличные силы. Однако это есть не что иное, как заблуждение нашей человеческой логики, которая всегда стремится свести все к некой однородной концепции. Видение Дурги — это не фикция и не плод воображения — так же, как не являются таковыми стихотворение Шелли или уравнения Эйнштейна, которые были подтверждены спустя десять лет после их открытия. Заблуждение и предрассудок начинаются с утверждения, что истинна только дева Мария или только Дурга, или одна лишь Поэзия. Объединяющая истина заключается в видении того, что все эти образы происходят из одного и того же божественного Света, что они являют собой различные степени этого Света.
Но также неверно было бы полагать, что так называемые «безличные» силы — это просто механические силы, хотя и более высокого типа. Они обладают интенсивностью, теплотой, светящейся радостью, вызывая ощущение присутствия личности без облика — каждый, кто хоть однажды пережил массивный поток золотого света, сапфирно-голубое цветение или мерцание света белого, знает без всяких сомнений, что с этим золотом приходит спонтанное и полное радости Знание, с этой лазурью — самоподдерживающаяся сила, с этой белизной — невыразимое Присутствие. Некоторые силы нисходят на нас, как улыбка. И тогда мы поистине понимаем, что деление на личное и безличное, на сознание и силу есть следствие прагматизма человеческой логики, оно не имеет почти никакого отношения к реальности и вовсе необязательно видеть кого-то для того, чтобы находиться в присутствии Личности.