вызваны какой-то важной подробностью, которую я упустил из виду, и я гадал, не могут ли они
служить ключом к неведомой Основе.
Передо мной открывались две возможности. С одной стороны, теперь, вооружившись более
подробными познаниями, я мог вернуться к самым началам и пройти тот же путь, внимательно
осматриваясь вокруг. С другой стороны, я мог спокойно улечься на чудесное мягкое облачко и
продолжать размышлять: а что, если?.. Первый подход показался мне более конструктивным.
Я принял окончательное решение и вышел из фазы уже на следующую ночь, около трех
часов утра. Воспользовавшись методом переключения, я сместился к самой ранней по времени точке
своих осознанных воспоминаний, и тут же ощутил вибрирующий сигнал.
Последовав за ним, я наткнулся на хорошо запомнившуюся сцену. Позади чувствовалось
присутствие кого-то очень близкого, вроде брата. Мне показалось, что он взволнован. Затем мое
внимание привлекла фигура человека, лежавшего лицом вниз прямо посреди пыльной дороги. Он
был очень молод, не старше восемнадцати.
Вокруг шла битва. Пять-шесть десятков людей в коротких коричневых тогах с белыми
кожаными поясами сражались примерно с таким же числом темнокожих бородатых людей
невысокого роста, но, похоже, невероятно сильных. И те, и другие были вооружены короткими
мечами, копьями и круглыми щитами. Кругом раздавались выкрики, стоны и вопли, слышался лязг
металла, все было затянуто клубами пыли, повсюду лилась кровь. Мне показалось, что солдаты в
белых поясах терпят поражение.
Восемнадцатилетний юноша, который также носил белый пояс, отчаянно пытался подняться
на ноги, но ему мешало копье, пригвоздившее парня к земле. Оно вошло ему в спину, пронзило тело
насквозь и застряло глубоко в земле. Юноша слабел, его движения замедлились, а потом он замер
неподвижно.
Я неожиданно вспомнил, что много лет назад ощущал боль вонзившегося в спину копья, но
сейчас все было как-то иначе. Я обернулся к находившемуся рядом человеку и сразу заметил, что он
очень переживает. Я спросил, понимает ли он, что случилось. Он кивнул, развернулся, двинулся
прочь и исчез.
Оставалось только одно: попытаться помочь. Я склонился над юношей и предложил ему
встать. Заметив, что его голова — нет, не материальная! — отделилась от тела, я вытянулся, схватил
его и потянул на себя. Он без труда выскользнул из своего тела.
Я велел ему стоять на месте. Он замер, осматриваясь по сторонам и наблюдая за
продолжавшимся сражением, а затем увидел лежавший у его ног меч. Нагнувшись, он попытался
схватить его, но рука прошла сквозь металл. Он был озадачен, но снова попробовал взять меч, Я
посоветовал ему оставить напрасные попытки, и он метнул на меня сердитый взгляд.
— Я должен сражаться. Там гибнут мои товарищи.
Я сказал, что он мертв и уже не сможет им помочь.
— Что ты несешь? Я по-прежнему силен — и я продолжаю мыслить!
Я указал в сторону, на дорогу, где в луже растекавшейся крови неподвижно лежало его
материальное тело. Он обернулся и ошеломленно уставился на него, затем недоверчиво наклонился,
внимательно изучил лицо покойника и посмотрел на меня.
— Но... Но ведь я жив! Я не умер!