Медленно, шаг за шагом я учился управлять ею, и это приносило мне определенную пользу. Мне уже не хотелось расставаться со всем этим. Таинственность сама по себе возбуждала мое любопытство.
Даже после того, как я уверился, что в основе всего этого нет никакой физиологической причины, и я безумен ничуть не более большинства своих собратьев по человечеству, страх не покидал меня. Это был дефект, болезнь или уродство, которое следовало скрывать от нормальных людей. Если не считать случайных встреч с д-ром Брэдшоу, поговорить на эту тему мне было не с кем. Единственным возможным решением проблемы было обращение к психотерапевту. Однако целый год (а то и пять, и десять лет) ежедневных собеседований стоимостью в тысячи долларов, и притом без особых надежд на результат, – на мой взгляд, это было лишено какого-либо смысла. Мне было очень одиноко в те первые дни. В конце концов я начал экспериментировать со своим странным отклонением, записывая в дневник каждый случай. Кроме того, я принялся читать такую литературу, которой до той поры в силу своей жизненной ориентации пренебрегал. Прежде религия не очень-то влияла на мой образ мыслей, теперь, похоже, она оказалась единственной областью знания о человеке, где мне осталось искать ответы на свои вопросы. Если не считать посещения церкви в детстве и редких случаев, когда я заходил туда с кем-либо из своих приятелей, Бог, церковь и религия мало что значили для меня.
Вообще, я никогда особо не задумывался над этими вопросами, так как они просто не вызывали у меня никакого интереса.
При поверхностном чтении работ по древней и современной западной философии и религии я обнаружил лишь кое-какие неясные упоминания и общие места. Кое-что из этого походило на попытки описать или объяснить явления, сходные с теми, что происходили со мной. Много подобного материала давали Библия и христианские писания, но в них не указывались ни конкретные причины, ни способы исцеления. В лучшем случае давались советы молиться, медитировать, поститься, ходить в церковь, покаяться в грехах, уверовать в Троицу – Отца, Сына и Святого Духа, противиться Злу или, наоборот, не противиться Злу и предать себя в руки Божьи.
Все это лишь усугубляло мое смятение. Если это новое в моей жизни явление было добром, т. е. даром, то обладать им, в соответствии с религиозными канонами, мог лишь святой или по крайней мере подвижник. Я отчетливо понимал, что претендовать на святость у меня нет никаких оснований. Если же это – зло, то тогда это – работа Дьявола или во всяком случае демона, пытающегося вселиться в меня, и без экзорцизма тут не обойтись.
Ортодоксальные священнослужители официальной религии, с которыми я беседовал, вежливо, с различными оговорками склонялись ко второму варианту. У меня было ощущение, что в их глазах я выгляжу опасным еретиком. Они держались настороженно.