— Мне хочется бежать. Как будто где-то неподалеку спрятан космический корабль, и, если бы я знал, в каком направлении бежать, я бы его нашел стоящим с открытым люком, а в нем — те, кто меня знает, кто вернулся за мной после долгого отсутствия. И вот дверь закрывается — шшшшшшшшшшшшшш, и корабль взлетает — мммммммммммм, и внизу — мой дом, но никто не видит ни меня, ни корабль, а он просто поднимается все выше и выше, и вот я уже среди звезд, почти дома.
Мой друг вращал пальцем переднее колесо своего велосипеда, словно медленную пустую рулетку.
— Ты поэтому спрашивал, не сумасшедший ли ты?
— Отчасти.
— Что ж, — сказал он, — ты действительно сумасшедший.
— Да, и ты тоже.
— Я — нет, — сказал он.
— А как насчет проглоченной звезды?
Он засмеялся.
— Я рассказал об этом только тебе.
— Спасибо.
— И лучше, — сказал он, — если ты не будешь об этом много болтать.
— Думаешь, я рассказываю об этом всем подряд? — сказал я. — Это — в первый и последний раз. Но мы ведь и вправду особенные, и ты тоже это знаешь. Не только ты и я, а мы все.
— Пока не вырастем, — сказал он.
— Брось, Баджи. Ты же в это не веришь.
Он встал в тусклом свете, поднял велосипед и покатил его за дом.
— Не торопись ты так. На все это нужно время. Если ты хочешь всегда помнить о том, кто ты, лучше найди способ никогда не стать взрослым.
Возвращаясь домой в темноте, я размышлял над этим. Может быть, мой корабль никогда меня не найдет. Может быть, я сам должен его найти.
Лесли, продолжая слушать, свернула направо, остановилась у знака «Стоп», и машина снова помчалась по широкой пригородной улице.
— Ты никогда мне об этом не рассказывал, — сказала она. — Каждый раз, когда я уже начинаю думать, что знаю о тебе все, ты выдаешь что-то новое.
— Я не хочу, чтобы ты знала все. Чем больше ты спрашиваешь, тем больше я вспоминаю.
— Правда? Расскажи мне.
— Эти зеленые времена! Иногда мне казалось, что я уже знаю, как все устроено, кто я, почему я здесь и что произойдет дальше. Это нельзя было выразить словами, я просто чувствовал. Это то, о чем я просил, и вот оказался здесь, на этой маленькой планете, в мире иллюзий. Отверни занавес, и там будет настоящий дом. Просто поворот сознания.
— Но занавес опять все закрывал, правда? — сказала она. — Со мной это бывало.
— Да. Он всегда закрывался опять, словно над моим частным кинотеатром закрывалась крыша, и я снова оказывался в темноте и мог видеть лишь, как проходит моя жизнь, в двух измерениях, только похожих на четыре.
Я чувствовал, как Дикки прислушивается внутри меня.
— Однажды во Флориде, возвращаясь в казармы после ночных полетов, я посмотрел вверх, и там был этот гигантский занавес, словно целая галактика Млечный Путь, край которого вдруг на минуту приподнялся. Я замедлил шаг и замер, как вкопанный, глядя в небо.
— Что же было на другой стороне? — спросила она. — Что ты увидел?
— Ничего! Разве это не странно? Когда эта светящаяся завеса отошла, на ее месте остался не какой-то вид, а удивительное чувство радости: Все хорошо. Все просто замечательно. Потом завеса постепенно вернулась на свое место, и я стоял в темноте, глядя на уже обычные звезды.
Я посмотрел на нее, вспоминая.
— То чувство никогда больше меня не покидало, Вуки.
— Я не раз видела тебя в ужасном бешенстве, милый, — сказала она. — Я видела тебя в такие моменты, когда ты вряд ли мог думать, что все в порядке.
— Верно, но разве с тобой так не бывало: скажем, ты играешь в какую-нибудь игру и так увлекаешься, что начинаешь забывать, что это — всего лишь игра.