Мне приятно представлять, будто стол, за которым Христос разделил хлеб и вино, был сделан руками Иосифа — безымянного плотника, трудившегося в поте лица. Может быть, именно поэтому чудо совершилось.

Персидский поэт Руми рассказывает, как однажды почивавший в своем дворце Моавия, первый халиф из династии Омайядов, был потревожен неким посторонним субъектом.

— Кто ты такой? — спросил Моавия.

— Я Люцифер, — ответил тот.

— И что тебе от меня нужно?

— Уже время молитвы, а ты все спишь.

Моавия удивился. С чего бы это князю тьмы, всегда стремящемуся заполучить души маловерующих, помогать ему соблюдать правила веры?

Люцифер объяснил:

— Вспомни, что вначале я был ангелом света. И хотя со мной много всего потом приключилось, я никогда не забывал о своем происхождении. Человек может отправиться в Рим или Иерусалим, но в сердце он всегда хранит память о своей родине. То же происходит и со мной. Я все еще люблю Творца, который наставлял меня, когда я был юн, и научил меня делать добро. И восстал я против Него не потому, что не любил Его, — совсем наоборот: я так сильно его любил, что во мне взыграла ревность, когда он сотворил Адама. В тот момент я воспротивился Господу, что и погубило меня. Несмотря на это, я все еще помню о благодати, которую он ниспосылал на меня, и надеюсь, что, поступая добродетельно, смогу снова вернуться в Рай.

Моавия ответил:

— Не могу поверить в твои слова. Разве не ты разрушил жизни тысяч людей?

— Но ты все-таки поверь мне, — настаивал Люцифер. — Только Бог может создать или уничтожить жизнь, потому что только Господь всемогущ. Это Бог, творя человека, наделил его желаниями, чувством мести, состраданием и страхом. Поэтому, когда ты видишь зло вокруг себя, не спеши винить меня, так как я всего лишь зеркало творимого зла.

Подозревая в этих словах лукавство, Моавия начал исступленно молиться Богу, чтобы Господь укрепил его. Целую ночь он провел в разговорах и спорах с Люцифером, но несмотря на, казалось бы, неотразимые доводы князя тьмы, не дал себя убедить.

Когда начало светать, Люцифер наконец сдался:

— Хорошо, ты прав. Я разбудил тебя на молитву не для того, чтобы приблизить тебя к Божественному Свету. Я знал, что, не исполнив молитву, ты погрузишься в глубокую печаль и в последующие дни станешь молиться с двойным усердием, моля о прощении за нерадивость. В глазах Бога такие молитвы, возносимые с любовью и раскаянием, значат больше, чем двести молитв, произнесенных машинально и без сердечного чувства. Так что в итоге ты сделался бы более чист перед Богом и полон одухотворенности, Бог любил бы тебя больше, и твоя душа оказалась бы менее доступной для меня.

Люцифер исчез, и сразу вошел ангел света.

— Моавия, никогда не забывай о сегодняшнем приключении, — произнес он. — Порой зло облекается в личину добра, чтобы скрыть свое истинное намерение: ввести в еще больший грех.

И в тот, и в последующие дни Моавия молился с раскаянием, состраданием и верой. Его молитвы тысячу раз были услышаны Богом.

На мне странная униформа из плотной ткани с уймой «молний». На руках перчатки, чтобы не поранить руки.