Поднялся малыш и заявил: «Сначала совершить грехи». Священник возмутился: «Что? Я потратил все свое время, говоря вам: "Откажитесь от грехов!"».
«Но, — сказал мальчик, — я не совершал никакого греха. Как же я могу отказываться от чего-то, чего у меня нет? Сперва позвольте мне совершить все грехи. Пожалуйста, научите нас грешить. Когда мы нагрешим достаточно, мы откажемся от этого, и войдем в царство Божье».
Это было в последний раз. Мой отец сказал: «Я сказал все. Не изводи меня».
Я ответил: «Странно… этотыизводишь меня! Я никогда не принуждал тебя ходить в какой-нибудь храм. Я не забочусь о том, что произойдет после смерти. Я озабочен тем, что же происходит сейчас? А если ты совершил преступление, грехи, это твоя проблема. Ты должен идти в храм, ты должен молиться, но дай мне жить моей жизнью. И если я почувствую, что это неправильная жизнь, я откажусь».
Лет тридцать, сорок, должно быть, прошло после этого диалога с моим отцом, но я тем не менее не обнаружил, что жизнь — это преступление или грех. Я жил дальше, я жил глубже, я обнаружил, что люди, отказавшиеся от жизни, — несчастны, потому что царство Божье не в отказе от жизни, а в том, чтобы радоваться жизни, обнажаясь… совсем как луковица, когда вы чистите ее. Продолжайте очищать — и вы обнаружите, в конце концов, чистую пустоту в своей руке; ведь луковица — не что иное, как слой за слоем, слой за слоем — такова и жизнь. Продолжайте очищать ее. Продолжайте жить глубже, глубже и глубже, и в конце концов у вас в руках будет пустота Будды, называемая окончательной истиной. Вы уже вступили в царство Божье.
Но я говорю вам они нераздельны.
Опять он приходит к той же точке зрения — что радость и печаль неотделимы. Поэтому ни радость, ни печаль не является более сильной;они нераздельны.
И это верно для слепого, для сонного, для бессознательного. Но те, кто хоть немножечко бдительны, могут превзойти обеих.Они нераздельны —поэтому в тот миг, когда вы превосходите печаль, вы также превосходите и радость. В их трансценденции — тишина, мир, блаженство, благословение.
У Халиля Джебрана есть способность превзойти это поверхностное интеллектуальное понимание — существуют моменты, когда он поднимается над этим; однако он неизменно снова падает.
Вместе они приходят, и когда одна из них сидит с вами за столом, помните, что другая спит в вашей постели.
Он прав в отношении заурядного, спящего человечества. Но он не прав в отношении Гаутамы Будды, или в отношении Махавиры, или в отношении меня.
Истинно, вы как чаши весов, колеблетесь между своей печалью и радостью.
Лишь когда вы пусты, вы в покое и уравновешены. Когда же хранитель сокровищ возьмет вас, чтобы взвесить свое золото и серебро, ваша радость или печаль непременно поднимется или опустится.
И я говорю вам, что ум может быть уравновешен — если ваша печаль и ваша радость уравновешены, вы обнаружите себя в покое; однако не о танце я говорю и не об экстазе. Этот покой — разновидность смерти. Вы не превзошли — просто чаши весов уравновешены.