У лежащего на кровати папаши МакОгуошера на голове красовалась ермолка, которую в определенных случаях надевают ортодоксальные иудеи. Его плечи его покрывала молитвенная шаль. При виде сына он слабо улыбнулся: «Хоги, сынок, я рад, что ты успел вернуться. Я иудей, а ты добрый католик. Ты свято веришь, что добро воздается сторицей, мой мальчик, поэтому я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал. Я хочу, чтобы ты прочитал надо мной Каддиш, нашу заупокойную молитву. Я хочу, чтобы прочитал ее ты, как было принято в старину. Это ведь не повредит твоим католическим убеждениям, сынок?»
Хоги заколебался. Он был ревностным католиком, безоговорочно верившим и в Святое Писание, и в святых, и во все прочее. Он свято верил, что на Папе Римском и всех прочих иерархах католической церкви почиет Божественная благодать. Как же он, будучи истым католиком, вдруг обратится на какое-то время в иудаизм, веру своих отцов? Старик, не сводил глаз с сына, пристально следя за выражением его лица, и наконец с глубоким вздохом откинулся на подушки. «Ладно, сынок, не стану тебя смущать своими просьбами, но все равно я думаю, что все мы возвращаемся в Дом Отца нашего одним путем. И совсем неважно, что я иудей, а ты католик. Путь у нас один. Если жизнь прожита хорошо, то нам уготована за нее добрая награда. Но скажи мне вот что, сынок, – добавил он, слабо улыбнувшись, – почему католики сильнее страшатся смерти, чем все прочие? Чего ради католики так непримиримы к другим религиям и цепко держатся за то, что если ты не католик, то не видать тебе рая небесного, как своих ушей?» «Не иначе, как они загодя выкупили все билеты в рай», – не удержался от смеха старик.
Хоги со стоном взмолился: «Папа, папа, позволь мне немедленно пригласить священника. Если ты сейчас же обратишься в католическую веру, место на небесах тебе наверняка обеспечено. А так у тебя, как у иудея, нет никаких шансов, и ты попадешь прямо в преисподнюю, как и тот старый писатель. Недавно священник застал меня за чтением одной его книжки, и наложил на меня суровую епитимью за одно только чтение книги этого типа Рампы. Помню, одна добрая католическая монахиня проливала над ним слезы сожаления и сказала, что ему прямиком уготована дорога в ад, как буддисту – подумать только, буддисту!»
Бросив на сына взгляд, полный сострадания и жалости, папаша МакОгуошер сказал: «Ты слишком долго был вдали от дома, сынок, и католическая вера въелась в тебя накрепко. Ну, да ничего, малыш. Я позову старого друга, который был мне дорог как родной сын. Вот он и прочтет надо мной Каддиш, чтобы не смущать тебя в вере».
К папаше МакОгуошеру приехал старый раввин, и они довольно долго беседовали наедине. Старик сокрушенно пожаловался: «Мой сын так изменился, что, пожалуй, уже перестал быть моим сыном. Он ни в какую не хочет читать надо мной Каддиш и даже слышать не хочет о нашей вере. Вот я их хочу попросить тебя, старый друг, прочти надо мной Каддиш».
Положив руки на плечи старого приятеля, раввин промолвил: «Само собой, я все сделаю, Мозес, но мой сын тоже очень достойный человек, и наверное будет лучше, если это сделает он, – он ведь почти ровесник твоему сыну. А я скорее принадлежу к одному с тобой поколению».