– Боюсь! А ты не боишься? Зачем тогда позвал меня? Кто-то начал охоту на эргомов, это же очевидно. Два трупа за десять дней! Ты-то что вскипятился, если смелый такой?
Хан опять рассмеялся, хлопнув себя руками по коленям:
– Бедный, бедный Медведь. Прижало тебя. Я не боюсь, я опасаюсь. А что разные вещи. И тебя я нашел не от страха. Ты мне сейчас не помощник. Это раньше ты был – да-а – Медведь! А сейчас, посмотри на себя – чучело. Да ладно-ладно, не ерепенься, а то тебе никакая пушка не поможет. Я тебя отыскал, чтобы выяснить для себя кое-что.
– Что выяснить?
– Да успокойся ты. Совсем разладился старик. Мы сейчас не соба-читься должны, а думать, думать, кому это понадобилось – эргомов валить? Соображения у тебя есть конструктивные?
Лагутин втянул голову в плечи и теперь сидел, зло прищурившись и играя желваками:
– Какие соображения? А какие тут могут быть соображения? Двух эргомов убить – это ведь не каждый сможет. Просто время настало. Время, понимаешь, Хан? За все платить надо, должки отдавать.
– Постой, постой. Ты что, думаешь, это Институт за нами тянется? Через сорок пять лет? Чушь! Ты, наверное, так и просидел все эти годы в подвале каком-нибудь, ожидая возмездия за свою свободу.
– Свободу!!! – Лагутин истерически захохотал, – Свободу!!! Ты это называешь свободой? Да все эти годы я только и делал, что трясся от страха. Просыпался по ночам от малейшего звука и вглядывался в темноту, шарил по комнате своим полем, отыскивая опасность. Раз-ве это свобода? Уроды! Вы так ничего и не поняли тогда, какие же вы придурки…
Хан удивленно вскинул брови, слушая торопливую скороговорку старика.
– Чушь! – повторил он и закинул руки за голову, с наслаждением потянувшись и хрустнув суставами. – Маразм! Мы вырвались тогда из этого ада и унесли в своих организмах бесценный Дар – Модуля-цию, которая изменила нас навсегда. Мы вытерпели все, что над нами вытворяли в этом гребаном Институте сначала "митровцы", а затем "ямщики", и вот награда – мы живы, а где остальные? Где те яйцеголовые, которые бились денно и нощно над проблемами времени и пространства во имя "великой цели" – процветания наших воню-чих вождей? Где они? В земле! Понимаешь? Сдохли! И никто из тех, кто сейчас населяет эту землю, не поверит, что нам с тобой – под сотню лет. Никто! А то, что мы тогда этих пацанов погасили… ну что ж, поверь, на самом деле это была не самая высокая цена за наши жизни. Я, например, ни о чем не жалею.
Лагутин медленно покачал головой.
– Ничего не поняли… – бормотал он, словно не обращая внимания на собеседника.