Жена удивленно смотрит на него, улыбаясь. Из леса прилетел лег-кий ветерок, принеся с собой горький терпкий запах. Пахло древес-ной смолой, свежескошенной травой и нагретой землей. Максим по-смотрел на опушку леса. Там, над цветочным лугом, роились свет-лые бабочки, а чуть дальше покачивались, еле заметно, стройные величественные сосны.
Они стали собираться домой уже вечером, когда небо стало тем-ным, и появились первые редкие звездочки, мигая, исчезая, затем опять вспыхивая, набирая яркость.
Максим тянул сборы до последнего момента, словно стараясь про-длить этот день, не дать ему закончиться. Когда солнце уже склони-лось к горизонту, он собрал кучу сухих веток и прямо на берегу зажег костер. Ника восхищенно смотрела на танцующие язычки пламени, а Карина озадаченно думала о чем-то.
"Она чувствует. Чувствует". Максим взял Нику на руки и закру-жился с ней вокруг огня, крепко прижимая дочку к себе, ощущая бешеный стук маленького сердечка в ее груди. Она впервые видела настоящий большой костер. А он получился на славу. Пламя гудело и хищно трещало сгорающим сушняком. В темно-синее небо стол-бом уносился черный дым, клубясь и растворяясь в вышине.
– Дочка, подожди секунду, – Максим опустил Нику на траву ря-дом с Кариной, а сам пошел к машине, которая стояла на опушке леса под раскидистым пологом березовых ветвей, защищавших ее весь день от палящих солнечных лучей. Там, в багажнике, лежал объемный пакет, набитый до отказа бумажками различного форма-та. Максим взял его и вернулся к костру. Через секунду вся кипа бумаги ухнула в огонь, который чрезвычайно обрадовался новому подношению, набросившись на него с яростным рыком.
– Макс, что это? – Карина всматривалась в тлеющие листы, пыта-ясь определить, что на них написано. На одном из них отчетливо виднелась надпись: "ВОИН-ОХОТНИК. Часть I". Этот лист был из картона, поэтому огонь жевал его медленно, неспешно облизывая языками пламени белый глянец.
-Ты?.. Максим кивнул:
– Решил все сжечь. Так будет правильно.
Карина улыбнулась печально, словно сожалея о чем-то, но в ее глазах Максим увидел тщательно скрываемое удовлетворение.
– Ты бы хоть почитать дал.
– Я давал. Ты не сочла интересным. Да бог с ним, пусть горит. Теперь это все равно уже не имеет значения.
– Ты же писал это четыре года.
– Ну и что?
– И все сжигаешь?
-Все!
Максим вспомнил, как Санаев не хотел отдавать ему "Концеп-ции…". Уперся, и ни в какую. Тоже почувствовал, наверное, почему рукописи так срочно понадобились Коврову. Наверняка ведь сде-лал ксерокопии. Ну да ладно, это теперь уже действительно не имеет никакого значения.
Максим улыбнулся. Бумага уже почти сгорела, и вместе с дымом в небо полетели мелкие кусочки черного пепла. Он проводил их взгля-дом.
– Ух, ты! Карина. Ника, смотрите, какая красота!
Вверху, подобно жемчужной россыпи, мерцали звезды. Целая звез-дная сеть, раскинувшаяся в этой бесконечной, таинственной пусто-те.
Они приехали в город поздно. Ника уснула на заднем сиденье, утомленная впечатлениями, солнцем, костром и свежим воздухом. Максим подъехал к подъезду и припарковал автомобиль около са-мых ступенек. Взяв Нику на руки, он пропустил Карину вперед, а сам пошел следом, разглядывая безмятежное лицо спящей дочки.
Когда они вошли в квартиру, Ника проснулась и обхватила его шею руками, обнимая. Зашептала на ухо:
– Папочка, а ты расскажешь мне сказку?