Деревня была грязная, но вокруг каждой хижины было аккуратно убрано, а наружные ступеньки вымыты и украшены. В помещении, куда мы зашли, было чисто, но несколько дымно от стряпни. Семья была дома — отец, мать, дети и старая женщина, очевидно, бабушка. У всех был веселый и необыкновенно довольный вид. Они говорили на неизвестном нам языке, поэтому вступить в разговор не было возможности. Мы уселись; никто не чувствовал стеснения. Они продолжали свою работу, а дети — девочка и мальчик — подошли ближе и, улыбаясь, сели рядом. Скромный ужин был почти готов. Когда мы уходили, все вышли из помещения и смотрели нам вслед. Солнце уже стояло над рекой, позади большого одинокого облака. Облако пылало огнем, а его отражение в воде напоминало лесной пожар.
Широкая дорога разделяла длинные ряды хижин, а по обе стороны дороги тянулись открытые грязные сточные канавы. Чего в них только не было; в черной жиже извивались белые черви. Дети играли на дороге; они целиком были поглощены своими играми, смеялись, кричали, не обращая никакого внимания ну прохожих. Вдоль берега реки на фоне пылающего неба вырисовывались пальмы. Вокруг хижины бродили свиньи, козы и рогатый скот; малыши то и дело сгоняли с дороги козу или истощенную корову. Перед наступлением темноты деревня стала успокаиваться, дети угомонились и послушно шли на зов матерей.
Большой дом с прекрасным садом был окружен высокими белыми стенами. Сад был полон цветов и красок; много средств и сил было вложено в его создание. В нем можно было почувствовать необыкновенный мир и тишину. Многие растения цвели; красота огромного дерева, казалось, охраняла все растущее вокруг. Фонтан был предметом радости для множества птиц, но сейчас он в одиночестве напевал свою песенку, и никто не нарушал его уединение. Подошла ночь, и все кругом замкнулось в себе.
Она была танцовщицей не по профессии, а по собственной склонности. Некоторые считали ее довольно хорошей танцовщицей. Она, по-видимому, гордилась своим искусством, в ней чувствовалась некоторая самонадеянность, рожденная не только внешними успехами, но и удовлетворенностью своим духовным прогрессом. Хотя, духовные достижения — самообман, в который мы сами себя вовлекаем, они доставляют большое удовольствие. Ее украшали драгоценности; ногти были красного цвета, губы соответственно подкрашены. Она не только умела танцевать, но готова была вести беседы об искусстве, о красоте и духовных достижениях. На ее лице можно было прочесть тщеславие и честолюбие. Ей хотелось, чтобы ее признавали и в духовном отношении, и как представителя искусства. Но в данное время на первом месте был дух.
Она сказала, что у нее нет личных проблем, но что она хотела бы поговорить об искусстве, о красоте и о духе. Она стояла вдали от личных проблем жизни, которые представлялись ей просто глупыми; зато ее интересовали более широкие темы. Что такое красота? Принадлежит ли она к области внутреннего или внешнего? Является ли красота субъективной или объективной, или сочетанием того и другого? Она была вполне уверена, что вопросы ее покоятся на твердом основании, но уверенность — это отрицание прекрасного. Быть уверенным — значит быть замкнутым в себе, неуязвимым. Не будучи открытым, как можно быть сенситивным?
«Что такое красота?»
— Хотите ли вы получить определение, формулировку или желаете исследовать вопрос?
«Но разве мы не должны обладать инструментом для исследования? Если не иметь знаний, тех или иных толкований, разве возможно вести исследование вопроса? Мы должны знать, куда мы идем, прежде чем отправиться в путь».