В смирении нет разделения на высших и низших, на мастера и ученика. Как только появляется разделение «мастер» — «ученик», окружающий мир и свое «я», понимание становится невозможным. В осознании сути нет мастера и ученика, нет продвинутых и отстающих. Суть — это понимание того, что есть, от мгновения к мгновению, без груза и наследства прошлого.

Награда и наказание только укрепляет «я», отрекающееся от смирения. Смирение является частью настоящего, а не будущего. Вы не можете стать смиренным. Само такое становление есть продолжение самомнения, прикрывающегося творением благодетели. Как же сильно наше желание преуспеть, стать кем-то значимым! Как же могут сосуществовать успех и смирение? Тем ни менее, это то, чего добиваются эксплуататор и эксплуатируемый, именно здесь заложено противоречие и страдание.

«Вы имеете в виду, что никакого мастера не существует, и то, что я его ученик, всего лишь иллюзия, выдумка?» — спросил он.

Существует ли мастер или нет, по сути, маловажно. Это важно для эксплуататора, для тайных школ и обществ. Но для человека, который ищет дарующую счастье истину, этот вопрос безразличен. Богач и кули несут в себе тот же смысл, что и мастер и ученик. Существует ли мастер или нет, есть ли различия между посвященными и учениками, и т. п. — не суть важно. Важно лишь понимать себя. Без самопознания ваша мысль, к которой вы пришли в ходе размышления, не имеет основания. Если сначала вы не познаете себя, как можете вы познать суть? Вам не избежать иллюзий без самопознания. Глупо верить словам других, которые вам говорят, что вы то или иное. Берегитесь человека, обещающего вам награду в этом мире или мире ином.

Было сыро и душно, и шум огромного города наполнял воздух. С моря дул теплый ветер, принося запах смолы и бензина. Даже на закате солнца, красневшем в воде за горизонтом, жара все еще не спадала. Большая группа, наполнявшая комнату, покинула ее, и мы вышли на улицу.

Попугаи, похожие на большие ярко-зеленые огни света, возвращались домой на ночлег. Рано утром они улетали на север, где раскинулись фруктовые сады, зеленые лужайки и открытый простор, а вечером возвращались, чтобы провести ночь среди деревьев большого города. Их полет был неровным, всегда небрежным, шумным и ярким. Они никогда не летели прямо, как другие птицы, а виляли справа налево или неожиданно обрушивались на дерево. В полете они самые суетливые птицы, но как они прекрасны: красные клювы и золотистая зелень пели гимн цвету. Грифы, громоздкие и ужасные, усаживались на ночь на пальмах.