Именно это желание ощущений заставляет нас прибегать к музыке, обладать красотой. Зависимость от внешней линии и формы только указывает на пустоту собственного существования, которое мы заполняем музыкой, искусством, преднамеренным молчанием. Эта пустота заполняется или прячется под ощущениями из-за вечного опасения того, что есть, что есть мы. У ощущения есть начало и конец, их можно повторить и усилить. Переживание же находится вне пределов времени. Что по-настоящему существенно — это переживание, которое отвергается в погоне за ощущениями. Ощущения ограничены, индивидуальны, они привносят противоречие и страдание. Но переживание, полностью отличающееся от повторения опыта, не имеет продолжения. Только в переживании есть обновление, преобразование.

Тени танцевали на зеленой лужайке, и, хотя солнце палило горячо, небо было очень синее и нежное. Из-за забора корова смотрела на зеленую лужайку и на людей. Сборище людей было незнакомым для нее, но зеленая трава была знакома ей, хотя давно уже не шли дожди, и земля была выжжена до коричневого цвета. На стволе дуба ящерица собирала мух и других насекомых. Отдаленные горы были туманными и манящими.

Под деревьями, после разговора, она сказала, что она прибыла, чтобы послушать речь учителя учителей. Она была очень честной, но теперь честность стала упрямством. Это упрямство было скрыто за улыбками и разумной терпимостью, той терпимостью, которая была очень тщательно продумана и выпестована. Она была порождением ума и могла превратиться во вспышку сильной, яростной нетерпимости. Она была полной и сладкоречивой, но за этим скрывалось осуждение, подпитанное ее убеждениями и верованиями. Она была задавленной и жесткой, но отдала всю себя братству и его доброму делу. После паузы она добавила, что узнала бы, когда бы заговорил учитель, потому что она и ее группа владела каким-то таинственным способом узнать это, что было не дано другим. Удовольствие от исключительности их знания было настолько очевидно, когда она говорила об этом, в ее жестах и наклоне головы.

Исключительное, частное знание дает глубоко удовлетворяющее удовольствие. Знать кое-что, что другие не знают, — это постоянный источник удовлетворения, это дарит чувство связи с чем-то более глубоким, дает престиж и авторитет. Вы находитесь непосредственно в контакте, у вас есть что-то, чего нет у других, и поэтому вы значимы, не только сами для себя, но и для других. Другие смотрят на вас снизу вверх, немного с опаской, потому что они хотят разделить это с вами, но вы отдаете, всегда зная больше. Вы лидер, авторитет, и это положение принимается легко, поскольку люди хотят, чтобы им приказывали, вели их. Чем больше мы осознаем, что мы растеряны и смущены, тем более желанней для нас, чтобы нами управляли и приказывали нам. Таким образом, власть создана во имя государства, во имя религии, во имя мастера или лидера партии.

Поклонение авторитету, в значительной степени или не очень, является злом, особенно в религиях. Между вами и действительностью нет никакого посредника, а если есть, то он извратитель, интриган, не имеет значения, кто он, самый ли возвышенный спаситель, ваш последний гуру или учитель. Тот, кто знает, не знает, он может знать только его собственные убеждения, им самим придуманные верования и чувственные потребности. Он не может знать истину, неизмеримое. Положение и авторитет можно создать, искусственно культивировать, но только не смирение. Добродетель дарит свободу, но искусственно взращенное смирение — это не добродетель, это простое ощущение и поэтому вредное и разрушительное. Это рабство, из которого вновь и вновь освобождаются.