– Я не понимаю, почему вы придаёте такое значение бессознательному. Оно столь же тривиально и низкопробно, как и сознательный ум, и придавая ему важность, мы только усиливаем его. Если же вы видите его истинную ценность, оно отпадает, как осенний лист. Мы полагаем, что важно поддерживать некоторые вещи, а другие можно и отбросить. Война действительно создаёт определённые периферические улучшения, но сама война – величайшее бедствие для человека. Мысль пыталась преодолеть наши мучения и тревоги и выйти за их пределы многими, многими способами. Мысль создала церковь, спасителя, гуру; мысль придумала национальности; мысль разделила людей внутри нации на разные сообщества, классы, ведущие друг с другом войну. Мысль отделила человека от человека, и, породив анархию и величайшую скорбь, она начинает после этого изобретать структуры, которые должны соединять людей. Однако всё, что делает мысль, неизбежно должно порождать опасность и озабоченность. Называть себя итальянцем или индийцем или американцем – поистине безумие, и это – работа мысли.
«Но любовь является ответом на всё это, не правда ли?»
– Опять вы делаете промах! Свободны ли вы от зависти, от честолюбия или вы просто пользуетесь этим словом "любовь", которому мысль придала определённый смысл? Если смысл слову придала мысль – это не любовь. Слово "любовь" – не любовь, что бы ни подразумевалось вами под этим словом. Мысль – это прошлое, память, опыт, знание, из которого приходит отклик на любой вызов. Так что отклик этот всегда неадекватен – отсюда и конфликт. Потому что мысль всегда стара; мысль никогда не бывает новой. Современное искусство есть отклик мысли, ответ интеллекта; хотя оно и претендует на новизну, в действительности оно так же старо, как и холмы, хотя и не так прекрасно. Именно вся эта построенная мыслью структура – как любовь, как Бог, как культура, как идеология политбюро – должна быть полностью отвергнута, чтобы имело место новое. Новое не может вписаться в старую модель. Вы, на самом деле боитесь полностью отвергнуть старую модель.
«Да, сэр, боимся, ведь если мы отвергнем её, что останется? Чем мы её заменим?»
– Этот вопрос – результат мысли, которая видит опасность и поэтому боится и хочет быть уверена, что найдёт что-нибудь взамен старого. Таким образом, вы опять захвачены этой сетью мысли. Но если вы фактически, не словесно, не интеллектуально, отвергли всё это строение мысли в целом, то вы, может быть, найдёте новое, новый образ жизни, видения и действия. Отрицание – самое позитивное действие. Отрицать ложное, не зная, что истинно, отрицать кажущуюся истину в ложном, отрицать ложное как ложное – вот мгновенное действие ума, свободного от мысли. Видеть этот цветок с его образом, построенным мыслью, – это совсем не то, что видеть его без этого образа. Отношение между наблюдающим и цветком есть образ наблюдаемого, имеющийся у наблюдающего, и именно в этом – огромное расстояние между ними.
Когда образ отсутствует, временной промежуток исчезает.
-7-
Медитация – всегда новое. Её не касается прошлое, потому что в ней нет длящейся преемственности. Слово "новое" не передаёт качества того, чего не было прежде. Это похоже на свет свечи, потушенной и вновь зажжённой. Новый свет – не прошлый свет, хотя свеча и осталась той же самой. Медитация имеет длительность лишь тогда, когда мысль окрашивает её, формирует её, придаёт ей цель. Цель и смысл медитации, приданные ей мыслью, становятся оковами, приковывающими к времени. Но медитация, не затронутая мыслью, имеет собственное движение, и это движение не от времени. Время предполагает старое и новое как движение от корней вчерашнего дня к расцвету завтрашнего. Но медитация – это совершенно иной расцвет. Медитация – не результат опыта вчерашнего дня, а потому не имеет совсем никаких корней во времени. Она имеет протяжённость, но это не протяжённость времени. Слово "протяжённость", применительно к медитации ведёт к заблуждению, ибо то, что было, вчерашний день, сегодня не имеет места. Медитация сегодняшнего дня – это новое пробуждение, это новый расцвет красоты добра.