Религиозный ум – это взрыв любви. Это та любовь, которая не знает разделения. Для неё далёкое – близко. Здесь нет одного и нет многих – здесь, скорее, то состояние любви, в котором прекращаются все разделения. Подобно красоте, оно не измеряется словами. Только из этого безмолвия действует медитативный ум.
Вчера шёл дождь, и вечером небо было затянуто облаками. Далёкие холмы были покрыты восхитительным облачным покровом, полным света, и когда вы наблюдали за ними, они принимали разнообразные формы.
Заходящее солнце, с его золотыми лучами, касалось только одной или двух облачных гор, но облака эти казались такими же прочными, как тёмный кипарис. Глядя на них, вы естественным образом погружались в безмолвие. Безбрежное пространство, одинокое дерево на холме, далёкий купол, продолжающийся вокруг разговор – всё было частью этого безмолвия. Вы знали, что утро будет прекрасным, так как закат был багровым. И оно было восхитительным; на ярко-синем небе не было ни облачка. Жёлтые цветы и белое цветущее дерево против тёмной изгороди из кипарисов, запах весны, наполняющий всё вокруг. На траве была роса, и весна медленно выступала из темноты.
Он сказал, что только что потерял своего сына. У сына была очень хорошая работа, и скоро сын должен был стать одним из директоров крупной компании. Он всё ещё находился в состоянии потрясения, но проявлял большое самообладание. Вообще он не был склонен к слезам – вызвать у него слёзы было нелегко. Школой всей его жизни была усердная работа в сфере практической технологии. Он не был человеком с развитым воображением, и сложные, тонкие, психологические проблемы жизни едва ли коснулись его.
Недавняя смерть сына была для него неприятным ударом. Он сказал: «Это – печальное событие».
Эта печаль была ужасна для его жены и детей. «Как мог я объяснить им прекращение печали, о котором вы говорили? Сам я этот вопрос изучал и, пожалуй, могу понять его, но как быть с другими, кто вовлечён в неё?»
– Скорбь – в каждом доме, за каждым углом. У всякого человека есть это всепоглощающее чувство горя, вызванное столь многими происшествиями и несчастными случаями. Скорбь похожа на бесконечную волну, которая обрушивается на человека, почти заливая его; сожаление, вызванное скорбью, порождает горечь и цинизм.
Это скорбь о вашем сыне, или скорбь о себе, или о пресечении вашего продолжения в сыне? Это скорбь жалости к себе? Или она вызвана тем, что он был столь многообещающем человеком в мирском понимании?
Если это жалость к самому себе, тогда эта озабоченность собой, этот фактор изоляции в жизни – хотя здесь и есть внешняя видимость связи, – неизбежно должен вызывать страдание. Этот процесс изоляции, это проявление заботы о себе в повседневной жизни, это честолюбие, стремление придать важность самому себе, этот разделяющий образ жизни осознаём мы его или нет – должен породить одиночество, от которого мы стараемся спастись столь многими различными способами. Жалость к себе есть боль одиночества, и эту боль называют скорбью.