Уайт:В этом подлинный смысл смирения.
Кришнамурти:Нет. Подождите минутку. Смирение вовсе не является противоположностью авторитетности или гордости.
Уайт:Объясните, пожалуйста.
Кришнамурти:Вот возьмем слова "хороший" и "плохой". Мы говорим: "Это плохо, а то хорошо". Ненавидеть кого-то плохо, любить – хорошо. Связаны ли они между собой – плохое и хорошее?
Уайт:Похоже, что связаны.
Кришнамурти:Значит, это нехорошо.
Уайт:Хорошее не является хорошим, если связано с плохим?
Кришнамурти:Оно не является хорошим, потому что содержит в себе плохое. Взгляните, сэр: вот любовь и ненависть. Если они взаимосвязаны, то это не любовь вовсе.
Уайт:Ну, можно сказать, что это испорченная любовь или любовь не в чистом виде, но ведь это все равно любовь.
Кришнамурти:Нет, это не любовь.
Уайт:Как тогда обрести чистую, незапятнанную любовь? И какое же отношение это имеет к просветлению?
Кришнамурти:Это-то как раз и имеет отношение к просветлению. Вы высказали утверждение, что просветление есть прямое, непосредственное восприятие истины – не "моей" истины, не "вашей" истины, не "христианской" истины и не какой-либо другой, а просто Истины. Но если присутствует наблюдатель, воспринимающий, то до тех пор, пока он воспринимает, это не истина. Только там может быть истина, где нет никакого воспринимающего, а есть одно только восприятие. Это же совсем другое дело.
Уайт:Вы имеете в виду, что не существует ментального разграничения или разделения между субъектом и объектом?
Кришнамурти:А что такое тогда само отношение восприятия без того, кто воспринимает, и любви? Что такое любовь? Это желание? Наслаждение? Или это что-то, собранное мыслью воедино? Может ли любовь существовать там, где есть амбиция? Там, где ревность, ненависть, страх – все эти вещи? Очевидно, нет. Значит, пока нет свободы от страха, не может быть никакой любви.
Уайт:А также свободы от амбиций, от похоти и т.д.?
Кришнамурти:Конечно. Впрочем, что вы подразумеваете под похотью?
Уайт:Я имею в виду одну из традиционных форм недостойного поведения.
Кришнамурти:Традиционная форма поведения – это не поведение, а следование какой-то схеме.
Уайт:Ну, должен же быть какой-то разумный конформизм.
Кришнамурти:Нет. Если конформизм, то в этом нет ничего хорошего.
Уайт:Тем не менее, добровольный конформизм – это свобода.
Кришнамурти:Не спешите, сэр. Конформизм никогда не несет в себе свободу.
Уайт:Я говорю, что свобода может привести к конформизму – к разумному конформизму.
Кришнамурти:Отправляясь в Индию, я надеваю индийскую одежду. Когда я в Европе, моя одежда – европейская. Однако в этом нет конформизма.
Уайт:Но именно в таком смысле я использую это слово. Оно для меня означает приверженность обычаям какого-то места или общества.
Кришнамурти:Это самое несложное дело. "Я же встаю, когда в помещение входит дама; это просто манеры приличного поведения.
Уайт:Но я имею в виду нечто большее, что включает также обычаи и правила, обозначенные в законе и политических установлениях.