«Я высказал лишь свое мнение, что земли по Онону не должны оставаться без главы. Я убеждал каждого из вас стать этим главой, но вы отказались. Я был этим несказанно огорчен… Разве я домогался власти? Я был избран ханом единогласно, дабы оградить от неприятельских покушений земли, занятые нашими предками в области трех рек. Избранный ханом, я подумал, что обязан обогатить тех, кто был мне предан. И все, что я приобретал: скот, юрты, женщин и детей, — все это я отдавал вам. Облавой я сгонял вам животных степи. С гор гнал горных животных. А теперь вы служите Ван-хану. Но разве вы не знаете, как он непостоянен?!»
[789]Итак, здесь зафиксировано не безоговорочное подчинение власти, основанной на силе, а острая необходимость обрести силу для самообороны, жертвуя при этом привычной независимостью и личной свободой. Вряд ли все монголы были столь предусмотрительны, что в ожидании будущих благ были готовы проститься с привычным укладом. Поэтому можно думать, что и «аристократы», выбравшие Тэмуджина ханом, и «демократы», послушавшие своих беков, были одинаково ненадежны. Искренними могли быть только «люди длинной воли».
Но кто были эти последние? Класс? Нет! Ибо они не сменили способа производства и производственных отношений. Сословие? Сословием предстояло стать их потомкам в отдаленном будущем. Партия? Тоже нет! Ведь внутренней структуры, организации у них не было.
Это были люди особого поведенческого настроя, отличавшиеся от своих предков и большинства соплеменников большей энергичностью, предприимчивостью, способностью к самопожертвованию, короче говоря — пассионарным напряжением. Все они заражали этим духом тех, кто случайно к ним примкнул. И те вели себя аналогичным способом, видя в послушании хану высшую цель своей жизни. Не произволу хана подчинялись они, а закону, которому подчинялся сам хан. Назывался этот закон Яса.
Разумеется, далеко не все монгольские пассионарии объединились вокруг Чингиса. Многие стали его заклятыми врагами. Они оставались в своих племенах, готовые отстаивать свободу, но… рядом с ними, в одних куренях, жили их субпассионарные и гармоничные родственники, связывавшие инициативу своих защитников.
Такова была расстановка сил в момент избрания Тэмуджина ханом. Она позволила небольшой консорции его сторонников уцелеть и за 20 лет вырасти в самостоятельный субэтнос. Но в эти решающие десятилетия в Монголии не было покоя. Начался тот период фазы пассионарного подъема, который в этнологии характеризуется как раскол этнического поля.
129. Друзья и недруги
Когда Тогрул, хан кераитов, узнал, что монголы избрали ханом Тэмуджина, сына его анды и в этом смысле его племянника, он проявил полное удовольствие. Послам, уведомившим его об избрании Тэмуджина, он сказал: «Дело справедливо, что посадили на ханство сына моего Тэмуджина! Как можно монголам быть без хана? Не разрушайте же этого своего согласия… не обрезайте собственного ворота» (Сокр. ск. § 126).
Думается, что он был прав. Кераитское ханство было зажато между чжурчжэньской империей Кинь и найманским ханством, которое поддерживали воинственные меркиты. Внутри державы существовала мощная оппозиция хану. Монгольская подмога была необходима как воздух. А договариваться с каждым родовым старейшиной было трудно и бесперспективно: один согласится помогать, а другой откажет из-за лени, тупости или вражды к первому. Легче иметь дело с ханом, сыном лучшего друга и спасителя.