Жан-Пьер тут же вспомнил, что рассказывал ему Натанаэлъ, но не испытывал нималейшего желания спорить об этом, с Гюго Бульо. Он лишь быстро спросил:
— Как поживают ваши поиски реликвий для ордена и Франции, фрадре?
— Как никогда хорошо, сын мой! Силой мы, конечно, сейчас не можем забирать святые косточки из церквей схизматиков, тем паче что король Людовик почил в бозе, а воины покинули Святую землю. Но покупать еще как можем. Вот совсем недавно приор маленького монастыря схизматиков с Кармеля был у меня в гостях. В его церкви есть реликвии некоторых святых—святой Варвары, святой Екатерины, святого Георгия. Нет секрета в том, что монастырь обнищал и его монахи страдают от нужды,—вот приор и решил поторговать реликвиями.
С этими словами монах вытащил из кармана сутаны маленький металлический реликварий и протянул Жану-Пьеру. Там лежала какая-то косточка.
— Это кость святого великомученика Стефана, — объяснил Гюго де Бульо. Вытер лоб огромным платком, а когда Жан-Пьер вернул ему реликварий, завернул его в этот платок.
— Эх, найти бы более важные реликвии, иглы от тернового венца, гвозди с распятия...
— Плат Вероники...—подсказал Жан-Пьер.
— Ах, да что там плат!—воскликнул монах.—Это подделка, видал я ее. Эх, если бы крестовый поход продолжился...
Жан-Пьер взглянул на руки монаха. В них было что-то грубое, примитивное. Тыльная сторона ладоней поросла черными волосками, кожа проглядывала бледная. Пальцы были слишком коротки, ногти обломаны, с черным ободком.
Юный рыцарь все же решился и произнес:
— А я так рад, что крестовый поход закончился. .. и мир воцарится между мусульманами и христианами...
Глаза Гюго де Бульо опасно блеснули.
— Что, черт побери, ты думаешь, Жан-Пьер де Вуази?
Воцарилось напряженное молчание. Это молчание монаха не удручало. Он упивался им—перед битвой надо сделать паузу, тянуть ее до бесконечности, чтобы противник почувствовал себя неуютно.
— Крестовый поход не соответствует моим нынешним моральным представлениям,—произнес наконец Жан-Пьер.—Мне кажется безнравственным, что мы, христиане, сеем смерть меж людьми, которые хотят жить и верить иначе, чем мы.Монах поиграл желваками, мрачно поглядывая на юношу.
— Сдается мне, что ты переменил, свое мнение в обществе того проклятого иудея?
— Да, благодаря моей дружбе с ним и с младшим сыном эмира Туниса. Почему нам троим удалось найти общий язык, а вы все раздуваете ссоры?
— Твоя приверженность миру делает тебе честь, барон,—холодно заметил францисканец.—Но думаю, твой образ мыслей придется не по сердцу твоему отцу.
— Думаю, мы поймем друг друга,—улыбнулся Жан-Пьер.—Мой отец всегда был противником Крестовых походов.
— Забыл, что всем должен быть благодарен Церкви? И титулом, и землями...
— Я ведь не только сын аристократа, но в первую очередь просто человек.
— То, что ты говоришь, ересь!—выкрикнул Гюго де Бульо.
Жан-Пъер вовсе не желал ссоры со старым монахом. Какой смысл в их споре?
— Я многое увидел в этом походе,—мягко произнес де Вуази,—и многому научился. Мой взгляд на Иисуса изменился.
— Так, так! Взгляд на Иисуса изменился... Это все тот рабби!