В своей монографии«La Santa Sindone rivelata della fotografia», вышедшей в 1938 году в Турине,Джузеппе Энри отметил, что первые фотоснимки, сделанные Пиа, демонстрируют куда более сильные отеки и припухлость, чем на его собственных снимках. Он сам объяснял это тем, что Пиа не смог как следует расправить ткань плащаницы перед тем, как начал фотографировать ее, и поэтому изображение лица получилось слегка деформированным. Фотографии самого Энри были использованы во множестве исследований. Так, историки и патологоанатомы (что в данном случае важнее!) пришли к выводу, что человек, чье изображение отразилось на плащанице, был распят по древнеримским обычаям. Этнологи же обнаружили, что природный тип этого человека относится к иудеям сефардам, к которым был близок Иисус.
Наука сомневается и приписывавает подобное прочтение монеты богатому воображению иезуита Файлеса, указывая на надписи на монете.
А затем пришла эпоха приборов УР-8, или анализаторов изображений. Воспользовавшись данным анализатором, Джон Джексон объявил, что трехмерные снимки выявили на глазах изображаемого на плащанице некие предметы — скорее всего, мелкие монеты. Богослов-иезуит Френсис Файлес благодаря VР-8 смог прочитать часть надписей на окружности монеты — четыре буквы: UCAI. Файлес предположил, что это — средняя часть надписи Tiberiou Caicaroc(Тиберий император). Как известно, во времена жизни Христа именно Тиберий был римским императором.
Да, такое написание действительно представляет собой ошибку, смешение греческих и латинских букв: по-гречески TIBERIOY KAICAPOC, на монете же —TIBERIOU CAICAROC. Но дело в том, что монетчики в Риме делали только серебряные монеты — динарии и драхмы, мелочь же чеканилась в самих местностях, в данном случае в Палестине. Местные мастера нередко путали латинские буквы с греческими. Подтверждением тому может служить факт, что уже после сообщения о находке изображения монет на плащанице в разных музеях были обнаружены еще шесть монет с подобной — «ошибочной» — надписью...Плащаница, претерпев фотовоплощение, была готова к встрече с наукой. А наука как бы пряталась от известной строки Евангелия от Иоанна: «Счастливы те, кто, не видев Меня, поверили». Наука и видела даже, но не поверила.
Продолжение легенды о плащанице
Мир снизошел на землю. Анжу ей, добился того, что паломники-христиане могли спокойно поклоняться Гробу Господню в Иерусалиме. Жана-Пьера де Вуази более никто не держал в заложниках во дворце эмира Аль-Мустанзира. Но и отправляться вместе с воинством крестоносцев в родные края юноше пока тоже не хотелось. Молодой барон стремился в Иерусалим. Сопровождать его на пути в Святую землю вызвался Натанаэлъ.Их путь лежал в Аккон, к рыцарям храма.
— Это мой друг Натанаэлъ бен Соломон,—представил де Вуази коменданту-тамплиеру Роджеру де Адаму.—Он многие годы прожил в Сен-Жан д’Акре, учился здесь.
Повернувшись к рабби, тамплиер спросил:
— Ты жил и учился в нашем городе, почтенный? В нашей школе талмудистов? Это радует меня.
Их оживленный разговор прервало появление монаха-францисканца лет шестидесяти. Он кивнул коменданту Аккона и замер в дверях. Его неухоженная лохматая борода доходила до толстого живота, выпиравшего из коричневой рясы. Из-под кустистых бровей монах молча наблюдал за Жаном-Пьером и Натанаэлем. Взгляд монаха был подобен металлу, холодный и жесткий.
— Это фрадре Гюго де Бульо, глава местного отделения ордена францисканцев,—произнес Роджер де Адам.—Когда я сказал ему о вашем прибытии, дорогой де Вуази, преподобный фрадре сразу же пожелал увидеть вас...
— Гюго де Бульо?—удивленно спросил Жан-Пьер.—Но так звали священника, крестившего меня! Вы?..