И этому признанию нас просят верить, как непосредственно Боговдохновенному! Этим объясняется, если и не оправдывается изречение, принятое впоследствии церковью, что «обман и ложь являются актами добродетели, когда применением этих средств можно способствовать интересам
церкви».[392]Это правило поведения в полнейшем его значении было применено завершенным профессором подделок армянином Евсевием, или же этим на вид таким невинным библейским жонглером — Иринеем. И за этими людьми следовала целая армия благочестивых убийц, которые тем временем улучшили систему обмана провозглашением, что даже убивать — законно, когда убийством можно утвердить новую религию. Теофил, «этот постоянный враг мира и добродетели», как назвали этого знаменитого епископа; Кирил, Афанасий, убийца Ария и еще целое воинство других канонизированных «Святых» были едва ли не слишком достойными наследниками
святогоКонстантина, который утопил свою жену в кипятке, зарезал своего маленького племянника; убил своей собственной благочестивой рукой двух зятьев; убил собственного сына Криспа, обескровил до смерти несколько мужчин и женщин и задушил в колодце старого монаха. Однако, Евсевий рассказывает нам, что этот христианский император был награжден
видениемсамого Христа, несущего свой крест, который наставлял его устремиться к другим победам, поскольку он всегда будет ему покровительствовать!
Вот — под сенью этого имперского знамени с его знаменитой надписью —«In hoc signo uinces», «склонное к видениям»христианство, которое ползло вперед со дней Иринея, — высокомерно провозгласило свои права при полном дневном свете. По всей вероятности Лабарум послужил модельюистинногокреста, который был «чудеснейшим образом» и в соответствии с императорской волей найден несколько лет спустя. Ничто другое, кроме такого замечательного видения, нечестиво подвергнутого сомнению некоторыми суровыми критиками — например д-ром Ларднером — и нового чуда ему под пару, не могло окончиться нахождением креста там, где никогда раньше креста не было. Все же нам приходится или поверить в этот феномен или оспаривать его, рискуя, что с нами будут обращаться как с нечестивцами; и это — несмотря на то, что путем тщательных вычислений мы обнаружили бы, что обломки этого «истинного Креста» сами умножились даже более чудесным образом, чем пять хлебов в невидимой пекарне и две рыбы. Во всех случаях, подобных этому, где так удобно можно привлечь чудеса, — нет места сухим фактам. История должна отступить, чтобы могла вступить выдумка. Хотя и предполагаемого основателя христианской религии теперь, по истечении девятнадцати столетий, проповедуют — более или менее успешно — во всех уголках планеты, однако, мы вправе думать, что приписываемые ему доктрины удивили бы и ужаснули бы его больше, чем кого-либо другого. Система умышленных фальсификаций была принята с самого начала. Насколько решителен был Ириней в своем намерении сокрушить истину и построить свою собственную церковь на искромсанных остатках семи первичных церквей, упомянутых в «Откровении», — можно судить по его ссоре с Птоломеем. И это опять является свидетельством, против которого никакая слепая вера не может устоять. Церковная история уверяет нас, что служение Христа длилось всего три года. По этому пункту существует решительное расхождение между первыми тремя синоптиками и четвертымЕвангелием;но на долю Иринея выпало показать христианским потомкам, что уже около 180 г. н. э. — предполагаемое время, когда этот отец писал свои труды против ересей — даже такие столпы церкви, как он сам, или не знали об этом ничего определенного, или же умышленно лгали и фальсифицировали даты в поддержку своих собственных взглядов. Настолько этот достойный отец стремился опровергнуть какое бы то ни было возражение против его планов, что не останавливался ни перед какой ложью и софистикой. Как мы должны понимать нижеследующее, и кто в данном случае является фальсификатором? Птоломей аргументировал тем, что Иисус был слишком молод, чтобы научить чему-либо большой значительности, добавляя, что «Христос проповедовалтолько один годи затем страдал в двенадцатом месяце». В этом Птоломей очень мало расходится сЕвангелиями. Но Ириней, далеко перешагнув границы благоразумия, в преследовании своей цели, с небольшого расхождения между одним и тремя годами доводит его додесятии даже двадцати лет!