Афинян обвиняют в жертвоприношениях Борею, и "этот Демон" обвиняется в потоплении и крушении 400 кораблей персидского флота на скалах Горы Пелиона и в том, что он проявил такую ярость, что все маги Ксеркса едва смогли укротить его принесением в свою очередь жертв Тетису^). По счастью, не имеется достоверных примеров в рекордах христианских войн, показывающих подобную же катастрофу, случившуюся в тех же размерах с каким-либо христианским флотом, благодаря "молитвам" его врага, другой христианской национальности. Но это не по их вине, ибо каждый так же ревностно молится Иегове об уничтожении другого, как и афиняне молились Борею. И те и другие прибегали con amore к маленькому, красивенькому действию черной магии. Такое воздержание от божественного вмешательства врядли обязано отсутствию молитв, посланных к общему Всемогущему Богу для взаимного уничтожения, где же тогда должны мы провести черту между язычеством и христианством? И кто
может сомневаться, что вся протестантская Англия не будет радоваться и возносить благодарность Господу, если в течение какойлибо будущей войны 400 кораблей вражеского флота будут разрушены, благодаря подобным святым молитвам? Какова же, спрашиваем мы опять, разница между Юпитером, Бореем и Иеговою? Не более, нежели в следующем: преступление близкого родственника, скажем собственного отца, всегда извиняется и часто восхваляется, тогда как преступление родственника нашего соседа всегда с удовольствием наказуется виселицей. Тем не менее, преступление одинаково.
Пока что "благословения христианства", повидимому, не способствовали заметному улучшению нравственности среди обращенных язычников.
* Вт. Книга Царств, XXII, 14, 15.
* Геродот, "Polymnia", 190, 191.
Вышесказанное не есть защита языческих Богов, не есть выпад против христианского Божества.также оно не означает веру в то или другое. Автор совершенно беспристрастен и отвергает свидетельства в пользу как того, так и другого, не возносит молитв, не верит и не страшится никакого подобного "личного" и антропоморфического Бога. Параллели приведены просто, как еще одно любопытное показание нелогичного и слепого фанатизма цивилизованного богослова. Ибо, пока что, нет большой разницы между двумя верованиями и никакой в их соответственных воздействиях на нравственность или духовную природу; "Свет Христа" светит ныне на такие же отвратительные облики животного человека, как светил и "свет Люцифера" во дни прошлого. Миссионер Лавуазье в 'Journal des Colonies" пишет:
"Эти несчастные язычники в своем суеверии рассматривают даже Стихии,, как нечто имеющее понимание!.. Они все еще верят в своего идола Вайю Бога, или, вернее, Демона Ветра и Воздуха... Они твердо верят в действенность своих молитв и в силы своих браминов над ветрами и бурями".
В ответ на это, мы можем процитировать из Евангелия от Луки: "Но Он (Иисус), встав, запретил ветру и волнению воды; и перестали, и сделалась тишина"'"). Вот еще другое извлечение из одного молитвенника: "О Дева Моря, благословенная Матерь и Владычица Вод, утишь твои волны". Эта молитва неаполитанских и провансальских моряков, заимствована дословно с молитвы финикийских мореходов к их Девственной Богине Астарте. Логическое и неукротимое заключение, вытекающее из выдвинутых параллелей и обвинения миссионера, состоит в том, что приказы браминов их стихийным Богам, не оставаясь "безуспешными", ставятся, таким образом, в уровень с приказом Иисуса. Кроме того, Астарта в своей мощи является нисколько не слабее, нежели "Дева Моря" христианских моряков. Недостаточно дать собаке плохую кличку и затем повесить ее; собака должна быть доказана виновной. Борей и Астарта могут быть "Дьяволами" в воображении богословов, но, как только что указано, древо должно быть судимо по своим плодам. И раз христиане явлены такими же безнравственными и злыми, какими (если только) были и язычники, то какую пользу получило человечество от смены своих Богов и Идолов?
* VIII, 24.