Как писал Александр Николаевич Афанасьев в книге «Древо жизни»:
«С культом домашнего очага тесными узами связывалось поклонение душам усопших предков. По верованию, общему всем арийским племенам, души умерших представлялись существами стихийными — духами, шествующими в грозовых тучах, как быстро мелькающие огни (молнии) или дующие ветры… В этих воззрениях, принадлежащих глубочайшей древности, кроется объяснение у почему души усопших предков сливались для потомков с священной стихией домашнего огня, почему домовой — представитель очага — принимался за праотца — основателя рода и чествовался именем деда».
И в самом деле, по сей день бытуют в народе представления, что во время грозы духи умерших людей посещают живых. Единственное, что изменилось — это отношение к таким духам. Вот, скажем, в стихотворении А.С. Пушкина «Бесы» говорится:
«…Вижу: духи собралися
Средь белеющих равнин.
Бесконечны, безобразны,
В мутной месяца игре
Закружились бесы разны,
Будто листья в ноябре…
Сколько их! куда их гонят?
Что так жалобно поют?
Домового ли хоронят,
Ведьму ль замуж выдают?
Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Мчатся бесы рой за роем
В беспредельной вышине,
Визгом жалобным и воем
Надрывая сердце мне…».
Если в начале стиха идет констатация: «…Вижу: духи собралися», то в конце автор ретранслирует общепринятую точку зрения на духов, путешествующих в вихре ветра — это бесы. Таким образом, у Пушкина в одном стихе присутствует сразу два отношения к духам — традиционное и позднейшее.
НЕБЕСНЫЙ ОГОНЬ И ОЧАГ ПРАРОДИТЕЛЕЙ
В вышеуказаной книге А.Н. Афанасьева сказано:
«Рядом с этим сознание первой четы людей приписывалось мифом богу-громовику: он призвал их к бытию (возжег в них пламя жизни, вдунул бессмертное дыхание), даровал им силу плодородия и таким образом положил начало семье, роду, племени… В сущности и миф о происхождении огня, и сказание о начале человеческого рода были тождественны, бог-громовержец (Агни) послал с неба молнию, возжег ею на земле огонь, и устроил первый очаг: в том же молниеносном пламени он низвел на землю и душу первого человека, водворил его при очаге и установил семейный союз, домохозяйство и жертвенный обряд. Значение священного огня и домовладыки в среде семьи, рода, под сенью прародительского крова было до такой степени равносильно, что возведение праотцов в домовые пенаты (охранительные божества) было самым необходимым и естественным результатом нравственных убеждений человека… Название жреца равно присвоялось и огню и родоначальнику, обязанному служить при жертвеннике. Умирая, предки не покидали потомков совершенно, не разрывали с ними связей окончательно; они только сбрасывали с себя телесные формы; сопричитстись к стихийным духам и как гении-хранители продолжали незримо следить за своими потомками, блюсти их выгоды и помогать им в житейских невзгодах».