Реардэн положил трубку и откинулся в кресле, разглядывая отблески пламени доменной печи на потолке своего кабинета. Он понял, что это совещание ловушка, но знал, что пойдет на это и что ее устроители ничего от этого не выиграют.
Тинки Хэллоуэй положил трубку и, весь в напряжении, нахмурясь, сел. Клод Слагенхоп, президент общества «Друзья всемирного прогресса», сидевший в кресле и нервно покусывавший спичку, взглянул на него и спросил:
– Ну что, не очень? Хэллоуэй покачал головой:
Он приедет, но… Нет, не очень. – И добавил: – Не думаю, что он пойдет на это.
То же говорил и недоносок.
Я знаю.
Недоносок сказал, чтобы мы и не пытались.
К черту твоего недоноска! Мы должны пойти на это! Мы обязаны рискнуть!
Недоноском был Филипп Реардэн, который несколько недель назад сообщил Клоду Слагенхопу:
– Нет, он не хочет брать меня, не хочет дать мне работу. Я попытался сделать, как вы хотели. Старался вовсю, но все бесполезно, он хочет, чтобы ноги моей не было за проход ной. А что до настроения, то… послушайте, оно безобразное. Хуже, чем я ожидал. Я знаю его и могу сказать, что у вас нет никаких шансов. Он на пределе. Еще немного, и он сорвется. Вы сказали, что начальство интересуется. Скажите им, пусть и не пытаются. Скажите им, что он… Клод, да: поможет нам Бог, если они попробуют, они же потеряют его!
– Что ж, не очень-то ты нам помог, – сухо сказал Слагенхоп и отвернулся.
Филипп схватил его за рукав, в его голосе внезапно прозвучало явное беспокойство:
Послушай, Клод… согласно… указу десять двести во семьдесят девять… если он уйдет… у него не будет наследников?
Верно.
Они отнимут его заводы и… все остальное?
Верно, это – закон.
Но… Клод, они не проделают этого со мной, правда?
Они не хотят, чтобы он уходил. Ты же знаешь. Удержи его, если можешь.
Но я не могу. Вы же знаете, я не могу! И из-за моих политических взглядов и… за все, что я для вас сделал, вы же знаете, что он обо мне думает! Я не имею на него никакого влияния!
Что ж, такое уж твое счастье.
Клод! – в панике закричал Филипп. – Клод, меня ведь не выставят за дверь? Я же с ними, да? Они всегда повторяли, что я один из них, всегда повторяли, что я им ну жен… говорили, что им нужны такие, как я, а не такие, как он… Люди моего склада, помнишь? После всего, что я для них сделал, после всей моей верности, моих услуг и веры в их дело…
Ты, придурок чертов, – рявкнул Слагенхоп, – зачем ты нам нужен без него!
Утром четвертого ноября Реардэна разбудил телефонный звонок. Он открыл глаза и посмотрел в окно спальни на ясное, бледное небо, начинавшее светлеть, окрашенное в этот час в цвета неяркого аквамарина. Уже начали проглядывать лучи невидимого еще солнца, бросавшие на старые крыши филадельфийских домов нежно-розовый отблеск. Какое-то мгновение, пока его сознание сохраняло чистоту, подобную этому небу, Реардэн ничего не ощущал, кроме себя самого, и, еще не подготовив душу к тяжести чуждых ему воспоминаний, лежал тихо, очарованный тем, что увидел и почувствовал, переживая встречу с миром, который должен быть подобен этому небу и в котором само существование человека должно стать нескончаемым утром.