Впрочем, занятия психологией она не оставила. Зачем? Если делать карьеру, нужно чем-то отличаться от остальных. И она отличается — у нее есть психологическое образование, которое она получала параллельно с юридическим, дополнительная специализация в области судебной экспертизы и сексопатологии. Она — молодец! Ей так все начальники говорят. И этого достаточно. Больше не всегда лучше.
Но около полугода назад прочное здание, выстроенное Сашей, спрятавшее ее душу, дало трещину. Она пошла на курсы усовершенствования по клинической психологии. Пошла просто так, без особой цели или надежды — по разнарядке, ни на что не рассчитывая. А вышло все иначе.
Откровением стала встреча с настоящимУчителем. Это был Учитель с большой буквы. На своих семинарах он рассказывал не о психологии человека, а о самомчеловеке.
«Наука „психология“ изучает покойника, — полушутя говорил Сашин учитель. — Человека нельзя разъять на части. Любая вивисекция убьет его, а мертвым человек не бывает. Вы можете пощупать чувства? Измерить их? Дать им оценку? Или проникнуть в душу и не навредить? Можете?.. И наука сдается, когда мы ставим перед ней такие задачи. Не сдается только сердце».
И после этих слов он всегда добавлял: «Если, конечно, вы верите, что оно у вас все еще есть».
Саша удивлялась этому странному сравнительно молодому еще человеку. Уважение к Индивидуальности собеседника, к его мнению, интересам, позиции, казалось, шло впереди него. Душа ее Учителя была не внутри. Он не прятал ее, а носил в ладонях. На вытянутых руках...
То, как он общался, было сродни священнодействию. Просто и честно — только о главном, только искренне. То, как он думал, как мыслил, — завораживало и пленяло воображение. А когда он что-то рассказывал, казалось, смеющиеся ангелы веселой гурьбой бегут босыми ногами по душе. Им хотелось любоваться,
Саша испытала потрясение. У нее снова появился интерес к психологии, к его психологии. Ей снова захотелось жить, дышать, чувствовать, хотеть...
Как вдруг, словно гром среди ясного, безоблачного неба, прозвучали его слова: «Саша, вы еще не пережили того, что открыло бы вам истину о себе».
Они, словно лезвие, рассекли Сашино сердце на две половины. В одном оставалась странная, непонятная, невнятная и неизъяснимая любовь к этому человеку. Любовь-признательность. Любовь-восхищение. А в другой — отчаяние. Отчаяние из-за непонимания. Он не понял ее. Как он мог такое сказать?! О ней?! Она — и не пережила?!
Его слова показались Саше странными, нечестными и даже жестокими. Ее словно окатило холодной водой.
*******
Че-то ты ранехонько сегодня ... — услышала Саша, выходя из машины.
— Вот, Марья Ивановна, в командировку меня отправляют, — пожаловалась Саша старушке, что вечно сидит у ее подъезда и знает все обо всех и обо всем.
— А куда едешь? — поинтересовалась Марья Ивановна.
«Вот ведь разведчица! — улыбнулась про себя Саша. — Чувствуется закалка...»
— Далеко еду, Марья Ивановна, в Сибирь. Но куда точно, и сама не знаю.
— А никто не знает, — ответила женщина, поправила платок и провела рукой по морщинистому лицу.
— В каком смысле? — не поняла Саша.
— Все куда-то едут, а куда — никто не знает.
«Странная... Это, наверное, старческое», — подумала Саша и ничего не сказала.
— Нам пути предписаны, дочка, — услышала Саша, открывая дверь подъезда. — Кто думает, что выбирает, сам себя путает.