— Чего тебе? — ответил ему раздраженный мужской голос.
— Прибыло ожидаемое лицо, — доложил офицер.
«Боже мой! Это надо же — „ожидаемое лицо“! У меня что, фамилии нет? Или звания в конце концов?!» — Саша почувствовала, как накапившееся раздражение заклокотало у нее внутри.
— Так пусть войдет, черт возьми! — гаркнул мужчина.
— Есть! — выпалил дежурный офицер и пропустил Сашу в кабинет. — Проходите.
В длинном кабинете начальника тюрьмы, похожем на гроб, был сумрачно. Стол у дальней стены был абсолютно пуст. Только лампа — тусклая, с зеленым абажуром. На стене — чей-то портрет. Но чей, не разобрать. Справа и слева, вдоль стен, тянулись два длинных ряда стульев. Спартанские условия.
— Это вы что ли?! — грузный, похожий на бурого медведя, мужчина, одетый по-домашнему — в свитере и штанах, встал из-за стола и уставился на Сашу с нескрываемым презрением. — Они что там в конец сдурели?! Ребенка мне высылают!
— Простите?.. — Саша прокашлялась и понизила тембр голоса. — Это вы мне?!
— А вы не кашляйте, не кашляйте! — продолжал Василий Васильевич. — Детский сад! Это они детей теперь спецагентами называют?!
— Что вы себе позволяете?.. — коли так, Саша решила защищаться. — Вы понимаете, что вы говорите?
Василий Васильевич тем временем подошел к Саше и оглядел ее со всех сторон, как фарфоровую куклу. На вид ему было лет пятьдесят пять — шестьдесят.
— Ячто думаю, то и говорю, деточка! И сейчас я думаю, что начальник здесь я. И я просто не допущу вас к работе! Пусть вас хоть от Господа Бога спускают! Через мой труп!
Саша потеряла дар речи. Что ей делать?
— Вы может быть думаете, что я сама в эту командировку напросилась? — сказала она через секунду. — Мне приказали. А я приказы выполняю.
— А я отменю этот приказ, черт бы меня побрал! — Василий Васильевич сел на стул. — Они что себе думают?! Совсем охренели! Так, как вас там?.. Хотя ладно, не имеет значения. У вас теперь новый приказ: кругом, шаго-о-ом марш! Слышите меня?! Давайте, проваливайте...
Саша почувствовала, как ее ноги сами собой разворачиваются «крутом». Но не по команде, а от обиды, от бессилия, от того, что она не может больше терпеть это унижение.
«Считаем до десяти. Раз, два, три... — Саша стояла на месте, как вкопанная. — Нужно взять себя в руки».
И снова закашлялась.
— Вы еще здесь? — якобы «спросил» начальник тюрьмы.
*******
— Я… — начала Саша.
— А мне кажется, что это как раз то, что нам нужно, Василий Васильевич, — раздалось откуда-то сбоку.
От испуга Саша развернулась на этот голос всем телом. В самом темном углу комнаты, слева от двери, произошло какое-то движение. Все это время там, оказывается, сидел мужчина и слушал этот унизительный для Саши разговор.
Судя по голосу, ему было лет сорок, может быть, чуть меньше. Он показался из своего угла, подобно тени. Одет в серый костюм, рыжеватый, небольшого роста, худощавый, верткий, подвижный, как шарнир.
Его маленькие, блеснувшие во тьме, вороватые глазки смерили Сашу с живым интересом падальщика.
— То, что нужно, — повторил мужчина.
— Юрий Анатольевич, я пошел, — сказал Василий Васильевич, побагровел и вышел из кабинета, словно ему вдруг стало дурно.