Солнце начало заходить, небо прорезали темные тени коршунов, наблюдающих за добычей. Наконец один из них решился и спикировал вниз, разорвав при этом щеку киммерийца. Тот лишь зло рыкнул и вцепился зубами птице в горло. Коршун отчаянно забил крыльями, но вырваться не смог. Вскоре клекот перешел в хрип, и птица замертво рухнула вниз, к подножью креста, возле которого стояли две женщины—проклятая ведьма Саломея и коленопреклоненная Тарамис, законная наследница Хаурана. Конан, попытался разглядеть надменного шемита Констанциуса. Но вместо него вновь увидел Атли. А за его спиной, вместо бесконечных песков, кружилась вьюга, которая вскоре должна была объять весь мир. Припорошенные снегом брови ванира были сурово сведены, однако он продолжал улыбаться. Но в этой улыбке, не было ни капли тепла...
Приморская крепость пылала, а на ее стенах шел бой. Сотни ванирских дракаров, вперемешку с туранскими кораблями, наконец-то атаковали оплот Красного братства, возглавленный Конаном. Тысячи воинов высаживались на берег, грозя мгновенно смять обессиленных защитников. Конан рубил направо и налево, но его просто задавили числом. Гора мертвых и живых тел не позволила больше действовать мечом. На ногах и руках киммерийца защелкнулись стальные браслеты. Когда Конан поднял заплывшие глаза, то увидел Атли. Восседающего на его троне...
* * *
Видения и образы замелькали одно быстрее другого, и у киммерийца от их обилия закружилась голова.
Бескрайние пустыни сменяли отвесные горные пики; южные джунгли и северные чащобы,—морские просторы. Но везде, где бы он ни оказался, Конан терпел поражение от одного и того же человека. Атли, Атли, Атли. Везде и всюду вздымалась его огромная секира...
Рыжая борода куда-то исчезла, а вместо нее виднелась седина. Голову ванира украшала массивная золотая корона, инкрустированная алмазами, а сам он, по-хозяйски окинув взглядом покои, на которых лежала печать варварской роскоши, поудобней устроился на троне. Но это был уже не трон Красного братства. Это был трон всей Хайбории.
—Ну что, киммерийский щенок,—гигант наконец-то заговорил, посмотрев в глаза Конана.—Теперь убедился, что это я Властелин Мира? Я, а не ты.
Конан, осознал себя дряхлым стариком, валяющимся в цепях у ног господина.
Когда он был готов завыть от отчаянья, в его голове раздался громогласный голос, от которого содрогаются горы.
—Встань, сын мой, встань и прими смерть так, как подобает воину!
Не в силах противиться приказу Крома, старец стал медленно подниматься с колен. И вот, с каждым движением, новые силы вливались в дряхлое тело. Нет... Уже не дряхлое. Перед троном стоял стройный, пятнадцатилетний волчонок. И теперь уже Атли оказался древним стариком. Тяжелая секира, выпав из обессилевшей руки, полетела на пол, но Конан, с легкостью поймал ее.
—Не бывать этому! Никогда!
Тело наполнялось огненной силой...
* * *
...Конан раскрыл глаза.
Никакого Атли не было, и быть не могло. А как же иначе? Ведь кости его давным-давно развеяны с пеплом Венариума, а на могилах пришельцев играют киммерийские дети.
Расслабившись, варвар огляделся.
Слегка покачиваясь, галера шла по центру озера. Но вот за бортом творилось нечто невообразимое. Гигантские пурпурные кувшинки окружили «Тигрицу» и что-то яростно пожирали. А пожирали они матросов «Тигрицы», которые по собственной воле прыгали за борт.
— Кром! Да что же это такое? — в изумлении буркнул варвар. А затем закричал что есть мочи:
— А ну-ка, псы морей, быстро на весла! Многие тут же раскрыли глаза и стали трясти головами, сбрасывая с себя оцепенение. Все стало понятно: моряки и впрямь попали под воздействие колдовских цветов, но магией обладал не их запах, а заунывный протяжный звук, исходящий от кувшинок. Пение было почти неслышным, но оно было. Вот почему никто не обратил на него никакого внимания.