Но даже в таком виде христианское представление о браке не позволяет судить о том, что такое сексуальные отношения на сакральном уровне. Это очевидно уже хотя бы из того, что де Ружмо отождествляет сакральный элемент в браке с верностью профанскому юридическому контракту между партнерами. По его мнению, достоинство человека измеряется тем, насколько сильна его воля, — насколько он может держать слово, быть верным раз и навсегда принимаемому решению жить вместе с супругом вопреки всем невербальным, природным, плотскими эмоциональным влияниям. По его мнению, это абсурдно со всех практических точек зрения, однако именно в этом божественная абсурдность христианства, о котором Тертуллиан сказал: «
Credo quia absurdum est».
[80]
Отказываясь от любых рационалистических и гедонистических соображений, я предлагаю говорить об обете, который соблюдается лишь потому, что он абсурден, что он был дан один раз и теперь является абсолютом, навсегда соединившим мужа и жену как личностей… Я утверждаю, что верность, понимаемая таким образом, как ничто другое, помогает нам стать личностями. Качества личности проявляются в ее поведении. Наши личностные черты создаются как произведение искусства. Они творятся так, как мы производим вещи… Ведь ни страсть, ни еретическая вера, из которой она возникает, не смогли бы вдохнуть в нас веру в то, что цель наших жизней — подчинить себе Природу.
[81]
Здесь вкратце мы видим всю историю сопоставления абсолюта, личности и божественного с тем, что создано искусственно и вопреки Природе. В своем первоначальном смысле, личность есть наше творение, майя в чистом виде. Однако по этой самой причине ее следует отличать от божественного или абсолютного. Ведь божественное и реальное не является нашим творением; это естественный, невербальный и неизменный порядок (ли), который лежит в основе творчества и поэтому является первичным. Противопоставить искусственность и плоды нашего творчества Природе означает разделить вселенную таким образом, чтобы спасти положение можно было лишь путем полного подчинения природы нашей воле. Такое представление о божественном законе и слове приводит к супружеству, в котором человек создан для брака, а не брак для человека. С этой точки зрения, личность человека обладает духовным достоинством в той мере, в которой он подчиняется абсолютному закону. При этом верность понимается им как полное недоверие себе, поскольку человеческому организму можно доверять лишь в той мере, в которой он подчиняется закону. Однако этот закон. изобретен самим организмом и поэтому неизбежно уступает ему.
Именно поэтому Конфуций считал человечность (жэнь) намного более высокой добродетелью, чем праведность (и), и отказывался давать первой строгое определение. Ведь человек не может определить и сделать законной свою подлинную природу. Он может попытаться достичь этого ценой отождествления с неполным представлением о себе — то есть с механическим принципом, который качественно ниже человека. Так, по мнению Конфуция, человеческие желания и чувства более надежны, чем его идеи о добре и зле. Принципы очень важны, фактически, они незаменимы до тех пор, пока уравновешены человечностью, чувством юмора и представлением об уместности. Война, например, менее разрушительна, когда захватчиками движет алчность, чем тогда, когда идет борьба идеологических принципов. Ведь война во имя абстрактной цели не щадит ни имущества, ни человеческих жизней, ни культурных ценностей.