Если таков современный выродившийся и оплон^енный язык, то отсюда еще нельзя сделать заключения, что таков же всякий язык вообще. Напротив, по своей онтологической природе всякое имявещно,есть numen, а не nomen. Знать истинное имя вещи — значит знать ее сущность, творить ее в прямом и полном смысле этого слова. Знать истинное имя ноумена — значит войти с ним в теснейшую связь, пользоваться его мощью и направлять ее по соответствующему ему закону. В различном отношении к имени — вся бездна различия между онтологизмом и идеализмом, с одной стороны, и психологизмом и материализмом — с другой. Ведение имени есть не филологический подход и не механическое произнесение звуков, но слияние с ритмом индивидуального естества, сращение с Логосом, огранившим его самобытность в идеальной природе. Имя есть форма духа, а потому только в имени всеединое становится индивидуальным; имя и индивидуальность суть одно. Имя может выражаться в звуке, начертании, движении или аромате, но все это только синонимы имени, только разные отправные точки к поиску его. Имя можно только пережить в творческом экстазе, а потому имя по существу магично. Рождаясь в творчестве, осуществляя его и призываемое им, имя есть реальная энергия ноумена, есть сам ноумен. Отсюда — опытный эзотеризм есть всегда магия имени; реальность не может не соответствовать тому, кто знает (конечно, не дискурсивно!) ее имя. [См.Ιαμβλίχοί(Ямвлих).«Περί Μυστήριων Αογος». VII, 4–5]. Отсюда становится также понятным повсеместно распространенное в древнем мире стремление хранить в тайне истинные имена богов, городов и даже отдельных людей. Замечательно, что именно в наше время борьба двух основных типов миросозерцания, в продолжение ряда веков сосредоточивавшаяся в споре реалистов с номиналистами, происходившем на столь мало подходящей арене, как схоластический рационализм, вновь достигла своего апогея в афонских спорах об Имени Божьем. Благовестив Имясловия есть безусловно величайшее духовное событие последнего столетия; это не было понято нами, и отсюда наша печальная судьба.
ГЛАВА VIII
1Шеллинг вполне ясно различает идею бинера генетического и синтетического единств по отношению к Богу: первое он называет «первичным основанием», «бесконечным основанием» или «абсолютной дифференциацией», а второе «абсолютной личностью, или любовью Бога». См. Schelling. «Untersuchungen uber die menschliche Freiheit».S. 406–408.
См. Ильин. Op. cit. T.I. Стр. 3–7. «Термин «конкретный» происходит от латинского слова «concrescere». «Crescere» означает «расти»; «concrescere» — «срастаться», «возникать через сращение». Согласно этому, «конкретный» означает у Гегеля прежде всего «сращенный». В этом смысле и Кант говорит иногда о «Concretion»; ср. напр. — «Kritik der Urtheilskraft». Akad. Ausg. 1913 г. В. V. S. 377; Ibid. Стр. 3. Т. е. творчество Божества в Его целом как генетическом единстве заканчивается двумя этапами: созданием потенциальной синархии и выступлением на периферию. В Индии эта идея выражена следующим образом: «Я знаю, что великий Пуруша, блистающий, как солнце на краю мрака, Мудрый, останавливается (покоится), обращаясь к ним, после того, как Он продумал все формы и дал им имена». — Taittirya aranyaka, III, 12, 17.4De Vera Rel. 72 In loan. tr. XVIII, 10. Апокалипсис, X, 6. Plotin. «Enneades». V, 8, 4.
Платон. «Филеб», p. 16. С. По пер. Карпова, V, 60.