Гетерономность природы бытия порока как только искажения реального блага остается одинаково справедливой и в монадной, и в пластической категориях. Как каждому предмету соответствует определенная тень, так и каждая добродетель может исказиться в полярно ей противоположный порок и, обратно, факт существования порока ео ipso с несомненностью устанавливает необходимость бытия некоторой первичной добродетели, породившей его в процессе своего искажения. Все добродетели и пороки попарно сопряжены между собой: нет добродетели, которой бы не мог соответствовать порок, и нет порока, не связанного с известной добродетелью. Каждый индивид есть целостный микрокосм, но тональности его индивидуальности в этическом аспекте выражаются в искони вложенном в монаду тяготении преимущественно к некоторым определенным добродетелям и их определенным же преимущественно сочетаниям. В пластичности эта доктрина выражается в следующей формулировке: устремлению индивидуального пластического потока преимущественно свойственно отождествляться с устремлениями определенных добродетелей, а его вибрациям унисонно вибрировать с вибрациями последних. Находясь на низших ступенях развития, эмпирическое сознание человека не может обладать достоянием монады, но все его единичные свойства и качества представляют собой качественно искаженные прообразы довлеющих энтелехий развития. Поскольку единичное качество феноменально и отлично от своего ноуменального прототипа, оно есть его карикатурное извращение, постепенно гармонизирующееся и просветляющееся по мере дальнейшей эволюции. Это общее положение в этическом аспекте приводит к тому, что эмпирический человек может обладать только такими пороками, которые соответствуют искони потенциально вложенным в индивидуальность монады добродетелям, что сила и разнообразие пороков свидетельствует о высоком типе возрастания, о грядущем высоком этическом достоинстве. Если в монад-ности пороки эмпирического актуального существа человека суть карикатурные извращения потенциально довлеющих ему добродетелей в категории формы, то в пластичности эмпирические пороки суть дисгармонические ответствования на вечно в себе актуальные гармонические вибрации индивидуального потока. Отсюда явствует, что эмпирическая порочность, свидетельствуя о низости достигнутого уровня совершенства, не только не предрешает невозможности эволюции и исправления, но, напротив, прямо указует на глубину типа возрастания человека. Чем более широка и многообразна эмпирическая порочность, чем интенсивнее и ярче эти пороки, тем в будущем этому человеку предстоит достигнуть более высокого этического достоинства. В этом именно и заключается обоснование всего учения о покаянии и искуплении, равно как и объяснение эмпирического факта, что ряд величайших святых в начале своей жизни были людьми глубоко порочными. Путь ко всякой добродетели лежит через порок; чтобы быть добродетельным в каком-либо отношении, необходимо сначала раскрыть в себе сопряженный с этой добродетелью и полярно противоположный ей порок, чтобы затем преодолеть его в его собственной природе. Пороки и дурные страсти не уничтожаются на пути эволюции, но преображаются и просветляются в едином и тождественном устремлении. В монадности это есть создание постепенно совершенствующейся формы, эволютивно приближающейся к ноуменально заданному идеальному прототипу. В пластичности это есть просветление естества, в каковом эволютивном процессе оно раскрывает в себе дар ответствования гармоническим действенным импульсам столь же гармоническими вибрациями.