В первом — сознание данного организма оказывается значительно сильнее, чем встретившийся объект познания. Здесь руководство происходящими при этом процессами целиком принадлежит данному организму. Его познание носит активных характер и направляется почти исключительно согласно совокупности его субъективных качествований, лишь в известной степени приспосабливаясь к особенностям объекта. Более сильное сознание как бы впитывает в себя те дифференциальные элементы, которые до сих пор в нем присутствуют, и в дальнейшем оно продолжает жить, руководствуясь лишь своей волей, желаниями и качествами. Вообще тут происходят процессы так называемого «отождествления и растворения», в которых активное сознание на время отождествляется со слабейшим и тем переносит в свое существо все встретившееся новое
[128]. Разумеется, это нисколько не нарушает самобытности объекта. Последний служит для субъекта лишь возбудителем (катализатором) соответствующих внутренних в нем процессов, в которых потенции монады переходят в актуальные качества.
Эта мысль, как известно, нашла себе выражение уже у неоплатоников. Так Немезий
[129]свидетельствует: — «Порфирий говорит в своем трактате «О чувствовании», что видение не производится ни через соприкосновение, ни через образ, ни через что-либо другое, но что душа, входя в соприкосновение с видимыми объектами, вспоминает, что она сама есть эти объекты, потому что она содержит все существующее, и так как все вещи суть лишь душа, объемлющая лишь различные формы бытия. Таким образом, Порфирий, считая, что есть лишь один вид души для всех вещей — то есть душа разумная, тем самым имеет основание утверждать, что душа вспоминает себя во всех вещах». Такое познание более сильным сознанием более слабого лишено по отношению к последнему элемента трагичности, ибо субъект при этом не переживает никакой внутренней жизни. Это справедливо не только в гносеологическом разрезе, но и во всяком другом.
Во втором случае, сознание данного организма оказывается такой же мощности, как и сознание встретившегося с ним объекта познания, то есть эти организмы обладают одинаковым иерархическим порядком. Оно уже оказывается не в состоянии независимо руководить всеми протекающими здесь процессами, ибо они в равной мере зависят от обоих организмов. Весьма нередко случается, что, убедившись в этом, оно пытается вовсе уклониться от предстоящей задачи, пока силою необходимости оно не будет насильственно принуждено решиться к ней приступить. И вот это сознание пытается сначала действовать так же, как и в первом случае, то есть считаясь исключительно со своей волей и желаниями. Эти попытки увенчиваются успехом только случайно и при том в весьма незначительной степени. В самом непродолжительном времени сознание приходит к необходимости признать, что все его возможности имеют лишь относительную свободу, а потому и методы познания должны быть соответствующим образом перестроены.