— Я никогда не смогу объяснить этого себе, — сказала я и повернулась в кресле лицом к центру комнаты, чтобы еще раз полюбоваться бледно-розовой бесконечностью. На этот раз все, что было в комнате, показалось мне крошечным, похожим на фигурки на шахматной доске. Мне пришлось приложить специальные усилия, чтобы обнаружить их. Но холодность и жуткость этого пространства наполнили мою душу непревзойденным ужасом. Я припомнила, что Клара говорила о тех провидцах, которые сподобились достичь этого, и о том, как они смотрели в эту ширь и как она смотрела на них с холодным и неприступным безразличием. Клара никогда не говорила мне, что видела ее, но теперь я поняла, что она видела. Но даже если бы она и сказала мне тогда об этом, что бы это дало? Я бы только посмеялась над ней и подумала, что она все это выдумала. Теперь пришел мой черед смотреть в бесконечность и знать, что я никогда не смогу понять, на что смотрю. Эмилито был прав, когда сказал, что потребуются долгие годы упорных занятий и развития силы, чтобы чувствовать себя уверенно перед лицом этой бездонности.
— А теперь давай посмотрим на другую сторону бесконечности, — сказал Эмилито и плавно повернул мое кресло в сторону стены. Церемониальным жестом он поднял черную занавеску, а я в это время наблюдала за его действиями отсутствующим взглядом, стараясь перестать стучать зубами.
За занавеской оказался длинный узкий стол. Он был без ножек, и казалось, что он крепится к стене, хотя мне и не удалось разглядеть ни шарниров, ни кронштейнов, на которых бы он держался.
— Поставь локти на стол и положи голову на кулаки так, чтобы они находились под подбородком. Клара учила тебя делать это, — приказал он мне. — Прижми подбородок к рукам. Но держи голову легко и не напрягайся. Сейчас нам понадобится легкость.
Я сделала все так, как он сказал. В то же мгновение в черной стене на расстоянии шести дюймов от моего носа появилось маленькое окошечко. Смотритель сидел справа от меня и, наверное, смотрел в другое подобное окошко.
— Смотри туда, — сказал он. — Что ты видишь?
Я видела дом. Я узнала парадную дверь, а затем гостиную левого крыла дома, которую я успела осмотреть лишь мельком, когда мы с Эмилио проходили через нее в первый раз по пути к моему дереву. Гостиная была хорошо освещена и заполнена людьми. Они смеялись и разговаривали по-испански. Некоторые из них ели, сидя за столом, который изобиловал аппетитными блюдами, красиво сервированными в серебряной посуде. Я узнала среди них нагваля, а затем Клару. Она была сияющей и радушной. Она играла на гитаре и пела дуэтом с другой женщиной, которая вполне могла оказаться ее сестрой. Она была такой же крупной, как и Клара, но смуглокожей и черноволосой. Глаза ее были не такие лучисто зеленые, как у Клары. Они были сверкающими, но черными и зловещими. Затем я увидела, как в стороне Нелида исполняет танец под какую-то прекрасную незабвенную мелодию. Она чем-то отличалась от той Нелиды, которую я помнила, но я не могла понять, в чем же конкретно заключается это отличие.
Некоторое время я наблюдала за ними. Я была так очарована, словно умерла и оказалась в раю — настолько эта картина была нереальной, светлой и далекой от земных забот. Но мое веселье куда-то отлетело, когда я вдруг заметила, что в комнату через боковую дверь вошла еще одна Нелида. Я не могла поверить своим глазам — их было две! Я повернулась к смотрителю и задала ему бессловесный вопрос.
— Та, которая танцует, — это Флоринда, — сказал он. Она и Нелида очень похожи, только Нелида выглядит немного ласковее. — Он посмотрел на меня и подмигнул. Но на самом деле она намного беспощаднее.
Я сосчитала всех, кто был в комнате. Кроме нагваля здесь было четырнадцать человек: девять женщин и пять мужчин. В гостиной присутствовали две Нелиды, Клара со своей сестрой и пять других женщин, которые были мне незнакомы. Три из них явно были пожилыми, но, как и в случае Клары, Нелиды, нагваля и Эмилито, об их возрасте судить было очень трудно. Две другие женщины были лишь несколькими годами старше меня. Вероятно, им шел третий десяток.