Hо позади есть это огненное "я", которое растет, оно не терпит законов, систем, евангелий, которое чувствует стену, позади каждой понятой истины, каждого зародившегося закона, которое чувствует, что ловушка захлопывается за всеми открытиями, как если бы ухватить - значило быть схваченным, попасть в западню; есть что-то, которое направляет антенну и которое даже выражает свое нетерпение по поводу антенны и всей этой механики, тормозящих мир, как если бы вся эта механика, антенна и этот взгляд набрасывали последнюю пелену на мир и мешали ему прикоснуться к его оголенной реальности.
Если этот крик бытия внутри, который хочет видеть, который так хочет видеть истину и, наконец, выплеснутся на свободу: хозяин антенны вовсе не ее раб. Как если бы действительно хозяин всегда был заключен там и,выпустив свои ложножки, щупальца и все свои многоцветные сети, он пытался бы присоединиться к внешнему миру. Потом, однажды, под давлением этого огня необходимости весь механизм начинает трещать. Все трещит: законы, евангелия, знания и все мировые юриспруденции - этого больше не нужно! Даже лучше не надо, это еще один яд, западня мысли, книги, искусство и бог-отец, нужно что-то другое, другое! Чтото такое, что очень нужно и у которого нет названия, кроме слепой необходимости в нем...
И начинается демеханизация с таким же пылом, с каким начиналась механизация. Все горит, и не остается ничего, кроме этого чистого огня. Этот чистый огонь ничего не знает, ничего не видит, совсем ничего, даже мелких кусков тех фрагментов, которые он так тщательно собирал. Этот огонь почти болезненный, он тянется, трудится, ищет, ушибается - он хочет правды, он хочет другого, как раньше он хотел предметов, миллионы предметов и тянулся, чтобы схватить их. И постепенно все поглощается огнем. Даже желание другого, даже надежда когда-нибудь сжать в объятиях и эту невозможную чистую правду, даже усилие исчезает, и все утекает сквозь пальцы.
Остается только одно чистое пламя. Пламя, которое не знает, не видит, но которое чувствует и существует. И это приятное чувство просто быть пламенем без предметов - оно есть, оно есть просто и в чистом виде. Можно даже сказать, ни в чем другом оно не нуждается. Внутрь его втекаешь, живешь внутри, это как любовь ни к чему и ко всему. А иногда погружаешься очень глубоко внутрь; тогда там, совсем на краю этого спокойного огня такого спокойного есть нечто похожеее на улыбку ребенка, что-то, что смотрит на мир своим призрачным взглядом и затем, если не обращать внимания, этот взгляд распыляется, течет в вещах, дышит в растениях, уходит в бесконечность, повсюду, улыбается в этом и в том, - все одновременно и немедленно. Hечего больше стремится взять, ухватить, нечего хотеть.Все здесь, абсолютно все здесь! Это здесь повсюду. Это взгляд без стены, видение, которое ничто не сковывает, знание, котрое ничего не берет - все известно, все немедленно известно, и все это проходит насквозь, убегает, как игла, легкое, как пыльца, свободное, как ветер, это улыбается повсюду, как если бы это было одно и то же повсюду. И вот это маленькое начинает узнавать мир: новая геграфия начинает обретать рельеф, свои краски, свои варианты. Это одна и та же вещь.