− Ты думаешь, это так просто? − проговорил Сэнсэй. − Для того, чтобы браться за технику затвора, надо научится хотя бы элементарному − контролировать свои мысли… Ведь человек не просто затворял себя в пещере в полной темноте, молясь Богу. Вначале он обучался специальной технике дыхания, потом умению контролировать мысли, переводить их в стабильное состояние агатодемона, то есть положительной мысли. И только потом затворялся, последовательно выполняя ряд определённых медитаций, которые выводили его на соответствующий уровень от простого к сложному. И, в конечном счёте, человек осознанно уходил в Нирвану, к Богу, то есть вырывался из цепи реинкарнаций. Всё это не просто так. Хотя, − Сэнсэй пожал плечами и задумчиво произнёс, − в духовном плане это слишком лёгкий и простой путь, так для лентяев. Проще всего уйти от людского мира, став монахом-затворником. Другое дело жить в мире, и через созидание добра, находясь среди людей, уйти к Богу. Вот это я понимаю! Сложно, но зато действительно ценно. − И вновь возвратился к теме беседы. − А техника затвора − это очень древняя техника, которая практиковалась с незапамятных времён. Агапит поведал её своим ученикам, как сокровенное знание. Но в последующем эта техника была утрачена, поскольку последний, кто истинно ею владел, просто не нашёл достойного среди людей, кому бы можно было доверить эти знания.
Многие, пробуя подражать ученикам Агапита, пытались самостоятельно затворяться, абсолютно не владея знаниями этой практики. В результате, они просто или не выдерживали затвора, или сходили с ума. Это естественно. Ведь если человек не умеет справляться со своими страхами, мыслями, если у него идёт постоянная доминация какодемона, то есть отрицательных мыслей, то в затворе это усугубляется многократно. Простому человеку перенести затвор практически невозможно.
Наступило недолгое молчание.
− Так что же получается, Нестор немного слукавил? − спросил Виктор.
− Он писал то, что ему поручили вышестоящие сановники. Нестору было дано задание подготовить книгу «Жития» Феодосия к канонизации. Проще говоря, создать образ для поклонения. Значит, и писать о нём должно соответственно. Ну, Нестор и написал. Чуть-чуть взял из реальной жизни Феодосия, а остальную его «святость» дословно списал. Он же не был очевидцем реальных событий. Когда Феодосий пришел в пещеру к Антонию в 1056 году, Нестор в это время ещё пешком под стол не ходил, как говорится, в пелёнках песни распевал. Поэтому именно Нестору и дали задание написать этот труд, приставив к нему некоторых последователей Феодосия из старых инков, захватившие времена его игуменства, так сказать в помощь, чтобы как можно «правдивее» была история.
− Вот так и верь «истории», − усмехнулся Женька.
− А что ты хотел? Все не так просто. Тогда Церкви понадобился образ первого на Руси преподобнического жития. Вот они и взяли игумена Феодосия за «особые заслуги». Не с Агапита же было им брать, − просмеялся Сэнсэй. − Нужен кто? Игумен. Вот Нестор и взял чуть-чуть из реальной жизни Феодосия, касательно частично его детства, юности и жизни в монастыре, а остальное по наущению «отцов» дословно скатал из разных «Жития» греческих и палестинских святых. Русь тогда уже обладала переводом и древних патериков, и аскетико-учительных трактатов, и аскетических житий. Особо были любимы и читаемы жития греческих святых, таких как святого Антония, Феодора Студита, Феодора Эдесского, Иоанна Златоуста. Менее известны, но в полном своде были «Жития» палестинских святых VI века, о котором писал Кирилл Скифопольский. Это жития Евфимия Великого, Саввы, Иоанна Молчальника, Феодосия Киновиарха. Короче говоря, было из чего выбирать в создании нового образа.
Нестору, к примеру, особо приглянулись жития святого Евфимия и Саввы Освященного. Поэтому образ нового Феодосия вышел во многом как Саввы, причём иногда с использованием в тексте дословных выдержек. Духовные подвиги выписал из восточной аскезы, добавил некоторые элементы из жития святых и вот вам образ великого Феодосия, отца русского монашества.