Когда мы ехали назад, я всю дорогу не могла успокоиться, думая о Сэнсэе. Я считала его кем угодно: физиком, химиком, философом, историком, востоковедом, физиологом. Но простым костоправом — это было уж слишком! Ну, пусть даже не простым, а весьма известным… И всё-таки, с его-то невероятным потенциалом знаний, с его-то феноменальными способностями и, в конце концов, с такой необыкновенной чистой человеческой моралью он мог быть выдающимся учёным, политиком… Да кем угодно, занимая по своему уровню знаний высшие ниши общества… На что он растрачивает свой потенциал?! И если бы не аргумент в пользу моей мамы, мой мозг ещё бы достаточно долго продолжал возмущаться.
В это время, выезжая какими-то объездными дорогами из этой глухомани, мы проехали мимо ветхой, полуразрушенной церквушки, видимо ещё дореволюционной постройки. Мои мысли переключились на размышление о вечном, о Боге, о вере, о Великих. И тут меня осенило: «Сэнсэй же действительно реально помогает людям! Ведь он своими руками излечивает тысячи измученных болью тел, искалеченных муками душ, возвращая людям здоровье, веру и радость жизни… Боже, да так же поступали все Великие! Ведь каждый из них шёл к людям с открытой душой и творил добро. Да и Сэнсэй когда-то упоминал об… Неужели и Он… Вот это да!»
Я лихорадочно начала вспоминать все моменты, подтверждающие мои догадки. А приехав домой, перечитала весь свой дневник, где касалось личности Сэнсэя. Да, тот факт, что он костоправ, дополнял основное пропущенное звено в моей логической цепочке доказательств для моего же разума. «Ведь самое главное — он излечивает тело и душу разных людей. А следовательно, общаясь с таким огромным количеством народа, за каждым из которых стояла конкретная судьба, проблема, человеческая боль, он лучше всех политиков знает настроение людей, их отношение к жизни, а также духовный уровень развития. Ведь лучшую профессию для земной жизни Бодхисатвы и придумать невозможно». От таких открытий у меня аж мурашки по коже стали бегать, а солнечное сплетение защекотало своими переливами каких-то поспиральных волн.
Но как только этот ажиотаж мыслей стал утихать, вакантное место поспешил занять мой «здравый смысл». «А с другой стороны, — подумала я, — чего это я так его вознесла? Может, это всё — только моё воображение. Устала, переволновалась, наслушалась в очереди всяких разговоров и на тебе поспешные, какие-то фантастические выводы… Ну помогает людям, ну есть у него к этому талант и способности, так и что? Просто он — хороший профессионал, как сказала та женщина из очереди. Вот и всё. И с виду обычный человек, с обычным лицом, похожим на все человеческие лица. Ничем по внешности не отличается от остальных. Такой, как и все…»
И тут я заметила, что чем глубже развивала теорию «здравого смысла», тем больше во мне появлялось чего-то нехорошего, какой-то злости что ли, какой-то черной зависти, что вот Сэнсэй обладает таким талантом и способностями, а я — нет. И как полезла всякая гадость в мои мысли, что я даже сама за себя испугалась: «Стоп, стоп, стоп! Это кто там бурю в стакане делает? Товарищи, ведь это же не я! Разве душа может так плохо думать? Нет. Она же сама доброта. А эта вся грязь откуда? Это же не моё мнение. Какие-то навязчивые мысли, которые нахально возвращаются снова и снова, пробуждая во мне злость и ненависть… Это же инстинкты животного начала!» И тут я окончательно на себя рассердилась: «Как они меня заколебали! Сколько же можно быть тупой, упёртой скотиной?! Надоело. Просто надоело. Так и жизнь вся пролетит в злых помыслах и тщеславии…»