Сэнсэй был прав, настало время и для Макса. Теперь до него, наконец-то, дошел ошеломляющий смысл этих слов. Действительно, о чем он тогда заботился? Чего жаждал в прошлой жизни? Пересматривая свои желания, он с ужасом осознавал, что все, о чем просил у Бога в течение той жизни, было связано с его бывшим телом: сиюминутной удачей, благополучным разрешением какого-то вопроса, проблемой денег, здоровья и тому подобное. Буквально все сводилось к ублажению и возвеличиванию его смертного Эго. Но ведь он же молил о прахе! Отнюдь не о душе и настоящей жизни вечной. И с чем он остался? Все его материальные накопления растаяли, как мираж. Сам он оказался в другом теле, в другом месте, причем в гораздо худших условиях. То, чего он так боялся всю жизнь, его и настигло. А боялся он, прежде всего, оказаться в ситуации лоха, жестокого обмана его драгоценнейшей особы. Но именно сейчас он себя таковым и ощущал. И главное очутился в этом дерьме из-за собственного животного, умно и тонко подменившего ему понятия о Жизни Настоящей. От этих мыслей Максу сделалось по-настоящему дурно. Сейчас такое разбазаривание желаний казалось ему непростительной глупостью. Но почему же тогда в упор не замечал этого? И главное был убежден, что якобы все делал правильно… Тут он вспомнил еще один разговор.
* * *
Однажды, беседуя с Сэнсэем, Макс услышал поразившие его тогда слова, которые вновь склонили его сознание в сторону души. Макс как обычно в шутку рассказывал о шествии кришнаитов по городу, ряженных в свои одежды. На что Сэнсэй отреагировал совершенно неожиданно, переведя его шутку в серьезный разговор, чем его и удивил, поскольку обычно шутки Макса заканчивались очередными веселыми комментариями Сэнсэя.
— Люди играют в веру в Бога, но не верят в действительности, не живут ею. Многие из них напяливают на себя различную отличительную атрибутику, одежды, но все это лишь, по большому счету, актерство. Ведь настоящая вера в Бога — это сугубо внутренняя чистота. По-настоящему духовный человек никогда не будет заниматься показухой, потому что его истинное внутреннее сокровище — его тайна, ведомая Богу. Человек, идущий по своему духовному пути, не будет выпендриваться в толпе, махать флагом, мол посмотрите, какой я верующий! Никогда. Максимум, что он может себе позволить, это спросить или подсказать направление или поделиться опытом со своим попутчиком, но не более. Поскольку люди, которые идут к Богу, действительно верят, а не хвастаются своей верой, играя в этот образ… Они прекрасно понимают, что такое этот мир и каков его объединяющий разум.
Объединяющий разум?
Да. Есть индивидуальный разум, есть коллективный духовный разум, а есть и объединяющий животный разум человечества, который, кстати говоря, управляем…
Как это? Как муравьями, что ли, или стадом бизонов во время миграции?
Приблизительно, — усмехнувшись, ответил Сэнсэй. — Животное — оно и есть животное. Этот объединяющий животный разум человечества существует по своим определенным законам. В нем имеется своя внутренняя и внешняя иерархия. И в основном люди живут в умелой организации этого животного разума, который подчиняет их своей системе, навязывает им правила игры и условия существования. И в принципе, когда человек идет по духовному пути, когда он живет внутри себя с Богом, то не афиширует это, понимая, что моментально вызовет агрессию со стороны животного разума. И это естественная реакция. Животный разум — непримиримый враг всего духовного. Поэтому обычно высокодуховные люди, к примеру Бодхисатвы, рожденные в теле, попадая в систему животного бытия общества, стараются играть во внешнем мире в простого человека, ничем себя не выдавая, оставаясь при этом внутри себя Сущностью и пребывая истинно с Богом и в Боге.
* * *