До 4000 метров высоты можно было иногда видеть небольшие участки посевов ячменя и картофеля. Размер выросшей здесь картофелины редко превышает размер плода абрикоса.
Якам, которые носят на себе сено, тибетцы на морду надевают плетеную корзинку. В противном случае два яка, груженые сеном, не будут идти вперед, а будут вертеться и есть друг у друга сено, пока все не съедят. Як, как отмечают тибетцы, — животное умное, но не настолько, чтобы понять роль заготовки сена на зиму.
Натужно поднимаясь вверх, мы, наконец, въехали на самую верхнюю точку перевала через гималайский хребет, достигнув отметки 5500 метров . Мы вышли из машины.
— Смотри-ка, дышу ведь на такой высоте, — сказал Селиверстов.
Перед нами простиралась горделивая гряда гималайского хребта. Трудно было поверить, что каждая из вершин по линии хребта имеет высоту 7000— 8000 метров . Мы все сфотографировались на фоне гималайского хребта, принимая горделивые позы. А по другую сторону хребта, с севера, начинался Тибет — загадочный и суровый.
С перевала мы съехали почти на километр вниз и поехали на северо-запад по ровному плато на высоте около 4500 метров . Редкая мелкая травка покрывала тибетское плато. Иногда это плато пересекали ручьи, через которые, урча, перебирались наши машины. Мы ехали, ехали и вдруг посреди безжизненной равнины увидели одиноко бредущую женщину в папахе и с бусами.
— Куда, интересно, она бредет среди безжизненной высокогорной равнины? — спросил Селиверстов.
Мы остановились и попросили проводника расспросить ее об этом. Мы наблюдали, как эта женщина, очень достойно одетая и разговаривавшая с чувством глубокого достоинства, что-то отвечала нашему проводнику, сопровождая свою речь грациозными жестами.
— Когда разговор закончился, и женщина побрела дальше, мы спросили проводника:
— Ну и что она сказала?
— Она сказала, что идет к священному Кайласу.
— Идет… пешком, — отвечал проводник.
— А что, давайте ее довезем! — предложил Селиверстов.
— Нет, нет, не надо, — почти вскричал проводник, — ее не надо довозить.
— Почему?
— Так надо.
— Объясните, пожалуйста, — настойчиво вмешался я.
— Ну…. — проводник почесал за ухом, — это трудно понять вам, европейцам. Вы будете смеяться, потому что это…
— Что?
— Это нерационально, но по тибетским обычаям очень гордо и достойно.
— Что?
— Любой тибетец должен дойти, именно дойти от своего дома до главной святыни Тибета — горы Кайлас и поклониться ей. Это считается главной целью его жизни. Тибет большой, очень большой, а дом находится далеко, очень далеко. За целый год люди не могут дойти до священного Кайласа и вернуться обратно. Они часто гибнут в пути. Если человек чувствует, что не может дойти до священной горы, он возвращается обратно, чтобы на следующий год опять предпринять такую попытку. Тибетец старается подойти к священной горе в самой праздничной нарядной одежде.
— Это и есть вариант тибетского паломничества? — задал вопрос Рафаэль Юсупов.
— Ну, как Вам сказать, — сконфузился проводник, — это наш обычай, это наша цель… цель жизни.
— Почему?
— Не знаю, — сказал проводник и потупил глаза.