Везде и всюду на Тибете можно было заметить красивые горные вершины. Они казались совсем небольшими, но мы знали, что их абсолютная высота составляет 6000— 7000 метров над уровнем моря. Волей-неволей я вглядывался в детали каждой из этих тибетских вершин, пытаясь увидеть там людей, — слова Николая Рериха о том, что иногда на неприступных тибетских вершинах видят странных людей, невесть каким образом попавших туда, не давали мне покоя. Я помнил рассказы гималайских йогов о сверхлюдях Шамбалы и знал, что они обитают именно здесь, на Тибете. Но странных людей мне увидеть не удалось; показалось только несколько раз.
Холмистые места сменялись абсолютно ровными участками. Воспаленное воображение тут же рисовало здесь аэропорт, куда могли бы приземляться самолеты и привозить людей, чтобы они могли поклониться цитадели человечества на Земле — горе Кайлас. Наша главная земная Родина — «Вечный Материк» — заслуживала этого. Но я знал, что на такой высоте самолеты не могут совершить посадку и взлет, — слишком разрежен воздух.
На таких ровных участках нам нравилось останавливаться, чтобы перекусить. Чем-то ласковым веяло от этой земли, и мы, усевшись на землю, нежно поглаживали и похлопывали ее, — заложенное в подсознании слово «цитадель» и через тысячелетия влияло на нас. Завхоз Сергей Анатольевич Селиверстов доставал из пищевого мешка шоколад, орехи, изюм, печенье, воду, но есть не хотелось. Воду мы пили, а еду с трудом пихали себе в рот. Мы подспудно понимали, что нам здесь не хотелось нормально жить, нам хотелось… выживать, как это делали наши далекие — Далекие предки.
Чем далее мы продвигались на северо-запад, тем больше становилось песка. Вскоре появились красивые барханы. Мы выбегали из машины и, как дети, кидались друг в друга песком. А потом песок стал показывать свои «прелести». Прежде всего, это были пылевые бури, которые сопровождались грозовыми разрядами без дождя. Такие бури не только прижимали человека к земле и заметали его песком, но и останавливали автомобиль.
— Наверное, такими барханами занесло тибетский Вавилон — подумал я.
А бури шли одна за другой.
Но самым неприятным было то, что в носу появлялись камни или, как говорится по народному, — каменные козюльки. Дело в том, что из-за влияния высокогорья из слизистой носа выделялась сукровица, на которую налипал мелкодисперсный песок, который постепенно как бы каменел. Вытаскивать эти каменные козюльки, забивавшие весь нос, было сущим наказанием. Кроме того, после удаления внутриносового камня шла кровь, на которую опять налипал песок, имеющий склонность каменеть.
Рафаэль Юсупов большую часть времени в районе барханов провел в специальной марлевой маске, пугая своим видом не только тибетцев, но и нас. Он так привык бывать в маске, что даже курил через нее. Правда, каменные козюльки выковыривал из носа не реже нас.
Он же, Рафаэль Юсупов, постоянно учил нас дышать в условиях высокогорья. Когда мы ложились спать, то у нас возникал страх задохнуться, из-за чего мы всю ночь натужно дышали, боясь заснуть.
— В крови должно накопиться достаточное количество углекислоты, чтобы она раздражала дыхательный центр и переводила акт дыхания на рефлекторно-бессознательный вариант. А вы, дураки, своим натужным сознательным дыханием сбиваете рефлекторную функцию дыхательного центра. Терпеть надо до того, пока не задохнешься, — читал он нам нотации.
— Совсем задохнешься? — спрашивал не поддающийся этой методике Селиверстов.
— Почти, — отвечал Рафаэль Юсупов.