— Ух! — тихо проговорил я.
Мне показалось, что этот выдох «ух» разнесся по всем ущельям Древнего Тибета, все отражаясь, отражаясь и отражаясь этим коротким звуком — «ух, ух, ух, ух, ух, ух, ух»…
— Жил ли я чистой жизнью? — захотелось крикнуть мне.
Внезапно я ощутил, что моя жизнь начала мелькать передо мной как быстро пробегающие разноцветные картинки, напоминая старое алюминиевое листовое табло с расписанием поездов на железнодорожном вокзале. В то же время я почувствовал, что мои чувства не пропускают ни одну картинку и реагируют на каждую из них, то сладостным ощущением сопровождая одну картинку, то глухим ропотом недовольства потряхивая видение другой картинки. Но я боялся появления чувства негодования и возмущения самим собой… смертельно-сильного чувства негодования.
Я понял, что Царь Смерти Ямы начал свой знаменитый Суд Совести… надо мной.
А картинки моей жизни все бежали и бежали передо мной. Картинки детства мелькали, почему-то, особенно подробно, вплоть до каких-то, на первый взгляд, малозначащих эпизодов, например то, как я плакал, спрятавшись в крапиве позади нашего сарая… Ярко всплыла картинка, когда моя голубоглазая мама во время гуляний на берегу реки Белой во время национального праздника «Сабантуй» на глазах у толпы спасла меня, тонущего, когда я, маленький, хотел показать всем свою прыть в плавании.
Чувства, которые сопровождали картинки моего детского периода жизни, были практически всегда сладостными и чистыми.
Картинки моей молодости мелькали уже менее подробно, показывая только некоторые события этого периода жизни. Удивительным было то, что здесь не было таких узловых моментов, как окончание института или защита кандидатской диссертации. Зато часто выскакивали картинки, показывающие, как я мучился, прислушиваясь к своей интуиции. Некоторые из таких картинок сопровождались легким сладостным чувством, но некоторые — глухим ропотом недовольства с переходом иногда, к счастью очень редко, в свербящее чувство негодования с явным ощущением угрызений совести.
— Смотри-ка, оказывается, можно потерять совесть и перед своей интуицией, — подумал я. — О, как важно, оказывается, прислушиваться к интуиции, чтобы не запятнать свою совесть!
Картинки зрелого периода жизни также чаще всего были связаны с моментами, когда я интуитивно, мучаясь, создавал новые методы лечения больных. Чувство глухого ропота в душе при этом я ощущал редко, все казалось достаточно радужным. Я даже сделал вывод, что в зрелом периоде я больше прислушивался к своей интуиции, чем в молодости. Но наиболее сладостные чувства вызывали, как ни странно, картинки моментов «научного избиения» и картинки тяжелого возрождения после того, как маститые московские ученые разрушили всю нашу «интуитивную работу» до основания. Четко запечатлелся момент подписания Минздравом России приказа о создании нашего Всероссийского центра глазной и пластической хирургии, и это в чувствах было воспринято… как торжество интуиции, вернее, торжество науки, созданной на интуитивной основе.