Наряду со специальными трактатами на эту тему интересный материал для сравнения дают также отдельные части научных и художественных произведений, в целом выходящих за рамки любовной тематики. Такова, например, глава „Страстная любовь“ в „Каноне врачебной науки“ (ч. 1, § 11) Ибн Сины (980—1037)
[43], содержащая описания признаков влюбленности (ср. К 40.5), средств избавиться от страсти и т.д. Можно назвать соответствующие главы в „Кабус-наме“ Кей-Кавуса, написанном в 80-х годах XI в. — гл. 14 „О любовных делах и обычаях их“ и 15 — „Об обладании и распорядке его“
[44]. Тематика „Камасутры“ отразилась и в трактатах Моисея Маймонида (1135—1204).Наставления в любви были издавна распространены в Китае. Интересны уже древнейшие натурфилософские спекуляции, значительную роль в которых играли понятия мужского и женского начал
(ян, инь).Первостепенное значение здесь придавалось регулировке отношений между полами — в ней видели необходимое условие индивидуального бессмертия (даосизм) и приобретения хорошего потомства (конфуцианство). К сожалению, значительная часть соответствующих трактатов утрачена; из сохранившихся можно назвать, например, „Дун сюань цзы“ („Трактат проникшего в тайну“), реконструированный уже в новое время и относимый к IV—VII вв. н.э.
[45]. Язык этих трактатов, их композиция кое в чем напоминают древнеиндийские тексты — таковы скрупулезные перечни отдельных деталей, систематическое выделение групп с определенным числом элементов (пять признаков женской страсти, восемь благ и семь зол соития и т.д.), перечень лечебных средств в конце. Физическая любовь сходным образом рассматривается здесь в связи с другими сферами жизнедеятельности, хотя, насколько мы можем судить, в древнеиндийской литературе подобные соотнесения, по-видимому, носят в целом более систематизированный характер. В отдельных трактатах отразились даосские воззрения, связанные с определенной ритуальной практикой и в отдельных деталях (например,
coitus reservatus)напоминающие тантристские предписания
[46].Переходя к отдельным примерам из более известной читателю еврейской литературы, начиная с античной, следует сказать, что в отличие, например, от персидских или китайских произведений для античности уже по хронологическим соображениям, по-видимому, исключено влияние древнеиндийских образцов. Жанр наставлений в любовном искусстве (techne erotike; peri aphrodision) существовал уже в Греции классического периода. Древнейшее такое наставление традиция приписывала Астианассе — служанке Елены, легендарной виновницы Троянской войны. Жанру этому отдавали дань древнегреческие философы, среди них знаменитый стоик Зенон (ок. 300 г. до н.э.). Широкую популярность в Риме I в. н.э. получили, судя по упоминаниям Светония („Тиберий“, 43) и Марциала (XII. 43, 95 и др.), „Книги Элефантиды“, которыми пользовался, в частности, император Тиберий (14—37 гг. н.э.). Все эти произведения до нас не дошли и известны лишь из косвенных свидетельств античных авторов. Первое сохранившееся в европейской литературе наставление подобного рода — поэма „Искусство любви“ (Ars amatoria)
[47]Публия Овидия Назона (43 г. до н.э. — ок. 17 г. н.э.). Поэма Овидия состоит из трех книг: 1) о том, где и как найти возлюбленную и как добиться ее взаимности; 2) о том, как удержать ее и 3) советы женщинам о том, как добиться любви мужчины. Во многом общая тематика естественно приводит к отдельным параллелям между „Искусством лю'бви“ и „Камасутрой“, к сходным психологическим наблюдениям (ср., например, Ars am. 1.275 и сл. и К 40.8 и сл. — об отношении женщин к любви или Ars, am. 1.36; III, 1 и сл. и др. и К 15—16.1 — уподобление любви сражению); интересны в этом отношении сведения о посланиях, подарках и т.д. Подобно К, .сочинение Овидия незаменимо для изучения быта и нравов своей эпохи — века Августа в Риме. И одновременно сопоставление этих произведений весьма поучительно как пример двух принципиально разных подходов к одной теме — беллетристического и научного. Дидактика Овидия далека от дидактики Ватсьяяны. Поучения римского поэта окутаны легкой иронией, изобилуют шутками, а его следование традиционным в античной риторике приемам подчас граничит с пародией. Явно беллетристический характер носят его многочисленные мифологические экскурсы. Овидий далек от скрупулезности Ватсьяяны и отнюдь не стремится к полноте описания, чужд ему и классифицирующий подход — достаточно сравнить педантичные главы II раздела К с заключительными стихами поэмы (III.769 и сл.), где вслед за кокетливой оговоркой („стыдно обучать дальнейшему“) дается несколько довольно беспорядочных советов. Надо также иметь в виду неадекватность „любви“
(amor)Овидия и
камыу Ватсьяяны, выполнявших в рамках древнеримской и древнеиндийской культур существенно различные функции. Отсюда, в частности, неодинаковые установки авторов — нормативный характер
сутрВатсьяяны, близких по стилю к законодательству, и „факультативность“ достаточно игриво изложенных рекомендаций Овидия, приводящих подчас прямо противоположные советы (ср. 111,1 и сл.).
Можно назвать немало других произведений античности, содержащих аналогичные сведения. Среди них, например, „Брачные наставления“ Плутарха (ок. 46 — после 127 г.), „Две любви“ Лукиа-на (II в.), XIII книга „Пирующих софистов“ Афинея (III в.).
Из образцов естественнонаучной литературы назовем „О природе вещей“ Лукреция (ок. 95—55 г. до н.э.) — наблюдения над природой любовной страсти, психологией любящих и т.д. (IX. 1037— 1287).
Среди средневековых европейских авторов можно назвать теоретиков куртуазности в провансальской литературе XII—XIII вв. Таковы „Три книги о любви“ („De amore libri tres“)' Андрея Капеллана (ок. 1200 г.). Автора отличает определенная систематичность изложения (например, в перечне достоинств любящего). Он дифференцирует любовный этикет в зависимости от социального положения (между дамами и знатными рыцарями, с одной стороны, и прислугой или крестьянами — с другой), что напоминает отдельные рассуждения Ватсьяяны о городских и деревенских жителях. Другое сочинение — „Le Breviari сГатог“ французского монаха и трубадура Матфре Эрмеигауда (вторая половина ХШ в.) устанавливает три вида естественной любви — к жене, девушке и другой женщине (ср. К 5.1 и сл.). Отдельные наблюдения Ватсьяяны можно сопоставить с образцами моралистического жанра во французской литературе — _ ср. „Опыты“ Монтеня (1533—1592) — например, III.5; „Максимы и моральные размышления“ Ларошфуко (1613—1680); „Характеры“ Лабрюйера (1645—1696). Из произведений нового времени назовем „О любви“ Стендаля (1783—1842), также отличающееся своеобразной систематичностью. В 1-й главе здесь определяются четыре вида любви (любовь-страсть, любовь-влечение, физическая любовь и любовь-тщеславие; ср. К 40.5), во 2-й и последующих главах детализируются стадии любовного увлечения. Интересно внимание Стендаля к терминологии (ср. употребление им понятийsentiment, passion, sensihiliti, graceи т.д.).
Интересным представляется и сопоставление отдельных рекомендаций К как индуистского памятника с соответствующими предписаниями в других религиях. При рассмотрении подобных аналогий могут быть, в' частности, отмечены известные ограничения, налагаемые культом, сакрализация отдельных деталей в отношениях между полами, естественно отличающая не только индуизм, но и другие религии.
Наконец, пожалуй, наиболее актуальный аспект изучения К — оценка ее в сравнении с современной научной и научно-популярной литературой по медицине, гигиене, психологии. Содержание К явственно перекликается с современной проблематикой, а отдельные ее наблюдения не только интересны, но и злободневны. Уже высказывалось мнение о том, что К во всяком случае гораздо разумнее, например, множества аналогичных наставлений, издававшихся в Англии вплоть до начала XX в.
[48]. Ватсьяяну отличает глубокое понимание людских чувств и потребностей; его