Истошный вопль, слабо заглушаемый той средой, в которой он находился, потряс его до глубины души. Тут его стало сильно выкручивать и разрывать, и ему показалось, будто его голову отрывают от тела.
— Ах Ты, Господи! — думал он. — Должно быть, это ПРАВДА, что я ПЕРЕРЕЗАЛ себе горло, а теперь голова отпадает. Господи, что же мне делать?
С потрясающей силой и ужасающей внезапностью на него вдруг хлынул поток воды, и он вдруг очутился на чем-то мягком. Он почувствовал, что задыхается, и стал барахтаться. Его лицо было накрыто чем-то теплым. Вдруг, к своему ужасу, он ощутил пульсации, пульсации, пульсации — какая-то сила проталкивала его сквозь какой-то очень узкий, тугой и цепкий канал. И какой-то предмет — шнур, прикрепленный где-то посередине его тела, — удерживал его на месте. Он почувствовал, что этот шнур обвился вокруг его ног. Он сильно брыкнулся, пытаясь освободиться от этого шнура, чтобы не задохнуться в этой сырости и темноте. Он брыкнулся еще раз, и опять дикий крик раздался откуда-то сверху. Потом наступила сильнейшая конвульсия, и, вращаясь, он прорвался из темноты к свету, который оказался настолько ярким, что он подумал, что сейчас ослепнет. Он ничего не видел, но ощутил, что из прежней теплой среды попал в какое-то неопределенное и холодное пространство. Холод, казалось, пронизывал его до костей, и он задрожал. К своему изумлению, он обнаружил, что насквозь промок. А потом кто-то схватил его за лодыжки и взметнул в воздух вверх ногами.
Послышалось резкое «шлеп, шлеп!». Кто-то отшлепал его по ягодицам. Тогда он раскрыл рот и протестующе возопил против столь грубого обращения с беспомощным телом офицера и джентльмена. И с этим первым гневным криком все воспоминания минувших времен растаяли в нем, как тают сны на заре нового дня. И на свет появился ребенок.
Конечно, не каждый малыш испытывает подобные переживания, поскольку обыкновенное дитя, пока оно не родится, представляет собой всего лишь бессознательную массу протоплазмы. И только когда оно родится, у него включается сознание. Но в случае с Алджерноном, или с Пятьдесят-Три, или как бы там вы его ни назвали, дело происходило иначе, поскольку он был самоубийцей и поскольку это был поистине чрезвычайно «тяжелый случай». Кроме того, здесь присутствовал дополнительный фактор: эта личность — эта сущность — должна была вернуться назад с определенной целью. Ему было уготовано особое призвание, а известие об этом призвании должно было прийти к нему из астрального мира в тот самый момент, когда он явится на свет. Это известие уже содержалось в ментальной матрице новорожденного малыша.
Некоторое время ребенка то укладывали, то переносили с места на место. С ним что-то делали: отрезали что-то лишнее, что было прикреплено к его телу, хотя сам малыш относился к этому совершенно равнодушно. Алджернон исчез. Теперь это был безымянный ребенок. Но после нескольких дней, проведенных в больнице, он обнаружил рядом с собой расплывчатые тени.
— Агу, — послышался грубоватый голос. — Вот дьяволенок-то, а? Как думаешь назвать его, Мэри?
Мать, нежно смотревшая на своего первенца, повернулась к только что вошедшему человеку и сказала: