Великий храм казался живым существом. С высокой крыши передо мной открывались бескрайние просторы. Сегодня днем мы прибыли сюда со специальным поручением. Теперь, когда Лама уединился с одним из высоких сановников, я был волен идти куда пожелаю. Воспользовавшись неожиданной свободой, я забрался между могучих стропил, державших крышу. Это было прекрасное место для наблюдения. Крадучись, я шел по дорожке, проложенной вдоль края крыши, как вдруг натолкнулся на маленькую дверцу. Я решил рискнуть и толкнул ее. Дверь подалась, и, не услышав гневных окликов, я заглянул в приоткрывшуюся щель. Внутри было пусто. Войдя, я оказался в тесной комнатушке, похожей на врезанную в стену келью. За моей спиной осталась маленькая деревянная дверца, с обеих сторон стены были глухими, а впереди я увидел каменный уступ высотой около трех футов.
Я сделал несколько шагов вперед и опустился на колени рядом с уступом. Он доставал мне как раз до подбородка. Чувствуя себя подобно Богу, взирающему с Небес на простых смертных, я с огромной высоты смотрел на тусклый каменный пол храма. Пурпурные сумерки уступали место темноте. Солнце, прежде чем надолго скрыться за вершинами гор, раздаривало им свои последние лучи. И они рассыпались радужным ливнем по ослепительной белизне вечных снегов.
От сотен мерцавших масляных ламп темнота в храме выглядела рельефной. Лампы, как крупинки золота, испускали лишь слабое сияние. Казалось, небо перевернулось и звезды очутились у меня под ногами. Зловещие тени тайком проползали под колоннами. Порой узкие и продолговатые, порой короткие и толстые, но всегда причудливые и нелепые, они превращали обыденное в странное и неземное.
Я изумленно смотрел вниз, как будто находясь между мирами. Я не смог бы с уверенностью сказать, что я действительно видел, а что мне лишь пригрезилось. Между мной и полом проплывали облака сизоватого дыма. Дым от благовоний поднимался слой за слоем, и это еще больше усиливало впечатление, что я смотрю на Землю сквозь облака.
Юные благочестивые чела раскачивали кадильницы, из которых медленно клубился дым. Они ступали беззвучно, с застывшими лицами. Взмах — и миллионы огоньков, отраженных в золоте кадильниц, разлетались брызгами сверкающих лучей. Сверху я видел, как при движении воздуха тлеющие благовония вдруг загорались и звездочки искр вспыхивали и умирали. Дым благовоний создавал за спинами чела объемные голубые колонны; поднимаясь выше, он собирался в облако, и при малейшем дуновении ветерка извивался причудливыми кольцами. Казалось, сквозь пелену тумана я вижу дыхание спящего. Я был загипнотизирован мыслью о том, что нахожусь внутри живого организма. Я слышал звуки его тела, звуки самой жизни.
Сквозь туман, сквозь облака дыма благовоний виднелись сомкнутые шеренги лам, трапп и чела. Они сидели на полу, скрестив ноги, и их бесконечные ряды терялись из виду, исчезая в отдаленных нишах храма. Одетые в цвета своих орденов, сверху их шеренги были похожи на домашнее одеяло, сшитое из разноцветных лоскутков. Золотой, шафранный, коричневый, красный и очень редкие вкрапления серого. Стоило их владельцам шевельнуться, как цвета оживали, начиная перетекать друг в друга. Во главе храма восседал Высочайший, Его Святейшество Далай-Лама в Своей Тринадцатой Инкарнации, наиболее почитаемая фигура во всем буддийском мире.
Я слушал низкоголосое пение лам, оттененное дискантами маленьких чела. Смотрел, как в согласии с басовой партией колеблются облака благовоний. Огни в темноте разгорелись ярче, ладан вспыхнул и рассыпался фейерверком золотых искр. Служба продолжалась, а я по-прежнему стоял на коленях. Я стоял и смотрел, как тени, пляшущие по стенам, растут и умирают, смотрел на сияющие иголочки света, едва осознавая, где я и что со мной.