Пыль из моей мантии поднялась удушливым облаком и заставила меня чихать. По непонятной причине это еще сильнее взбесило учителя, и он заработал по-настоящему, выколачивая из меня еще больше пыли. К счастью, он не знал, что я предвидел его плохое настроение и постарался надеть на себя больше одежды, чем обычно, так что — он стал бы еще злее, узнав об этом, — удары не очень сильно беспокоили меня.
Этот учитель был тираном. Он добивался во всем совершенства, сам не будучи совершенным. Мы не только должны были безупречно знать слова нашей классной работы, но если произношение или спряжение точно не соответствовало его желанию, он извлекал палку, быстро заносил ее назад для размаха и затем обрушивал на наши спины. Сейчас он как будто выполнял физическое упражнение, и я почти задыхался от пыли. Маленькие мальчики в Тибете, как и маленькие мальчики в любом другом месте, катаются в пыли, когда дерутся или играют, и если они полностью изолированы от любого женского внимания — нет гарантии, что пыли не будет в их одежде; моя одежда была полна пыли, и ситуация очень напоминала весеннюю уборку. Учитель продолжал наносить сильные удары:
— Я покажу тебе, как неправильно произносить слово! Выказывать неуважение к священному знанию! Избалованный идиот, всегда пропускающий занятия и после возвращения знающий больше, чем те, кого учу я. Никуда не годный мальчишка, я проучу тебя, ты научишься у меня кое-чему так или иначе!
В тибетской школе ученики сидят скрестив ноги на полу или чаще на подушках высотой около десяти сантиметров. Перед ними находятся столы высотой примерно от тридцати до сорока пяти сантиметров в зависимости от роста ученика. Учитель внезапно с силой надавил рукой на мой затылок и прижал мою голову к столу, на котором лежала грифельная доска и несколько книг. Придав мне подходящее положение, он занялся мной всерьез. Я извивался просто по привычке, не из-за боли, потому что вопреки самым серьезным стараниям, он не достигал цели. Мы были закаленными школьниками, почти буквально «выдубленными, как кожа», а подобные ситуации были для нас обычным явлением. Кто-то из шести или семи мальчиков справа от меня потихоньку захихикал, учитель отбросил меня, как будто я вдруг раскалился докрасна, и как тигр набросился на другого мальчика. Я был достаточно осторожен, чтобы не подавать никаких признаков радости, когда увидел облако пыли, поднимающееся над несколькими мальчиками в ряду! Справа раздавались разнообразные возгласы, выражавшие боль, страх и ужас, поскольку учитель начал наносить удары без разбора, не пытаясь найти виновного. Наконец, задыхаясь и, несомненно, почувствовав себя немного лучше, он прекратил экзекуцию.
— Ха! — он дышал с трудом. — Это научит вас, маленькие бестии, обращать внимание на мои слова. Теперь, Лобсанг Рампа, встань снова и убедись, что твое произношение стало безупречным.
Я опять начал все сначала, а когда я думал о деле, я действительно мог делать его достаточно хорошо. На этот раз я думал, все время думал, так что больше не было нежелательных эмоций и безжалостных ударов учителя.