Мы переваливали через горные хребты, идя по тропам, проложенным в Тибет торговцами чаем, плиточным чаем из Китая, тем самым чаем, который вместе с тсампой составлял основную пищу тибетцев. Шел 1927 год, когда мы покинули Лхасу и направились в Джатанг, небольшой городок на берегу Брахмапутры. Дальше наш путь лежал в Кандин, на равнины, через густые леса и долины, поросшие влажной растительностью, где само дыхание причиняло нам сильные страдания, потому что все мы привыкли дышать на высоте 15000 футов или еще выше. Равнины с их тяжкой давящей атмосферой действовали на нас угнетающе, сжимали наши легкие, и мы словно утопали в воздухе. Но день за днем мы продолжали путь, пока, преодолев больше тысячи миль, не достигли окраин китайского города Чунцина.
Устроившись на привал, наш последний совместный привал, ибо наутро мои спутники отправлялись в обратный путь в нашу любимую Лхасу, мы провели ночь в печальных разговорах. Я был сильно расстроен тем, что мои товарищи, моя свита уже обращались со мной как с человеком, погибшим для мира, осужденным на жизнь в равнинных городах. Итак, поутру я отправился в Чунцинский университет. Почти все его профессора и преподаватели делали все возможное, чтобы помочь студентам преуспеть в науках, и лишь ничтожное их меньшинство было трудным в общении либо страдало ксенофобией.
В Чунцине я изучал хирургию и лечебное дело. Я учился также пилотированию самолетов, поскольку вся моя жизнь была предсказана до мельчайших подробностей, и я знал, — и это вполне оправдалось в будущем, — что впоследствии буду много заниматься медициной и летным делом. В ту пору до Чунцина лишь изредка доносились глухие раскаты близившейся войны, и большинство жителей этого древнего, но уже современного города жило сегодняшним днем с его обычными радостями и занималось будничными делами.
Это было мое первое посещение крупного города в физической форме, собственно, даже первое посещение вообще какого-либо города за пределами Лхасы. В астральной форме я успел к тому времени побывать почти во всех крупнейших городах мира, что, впрочем, под силу всякому при известной практике, поскольку в астрале нет ничего трудного и ничего магического. Это не труднее ходьбы и гораздо легче езды на велосипеде, так как на велосипеде приходится все время держать равновесие. В астрале же надо всего лишь использовать способности и качества, которыми мы наделены от рождения.
Еще будучи студентом Чунцинского университета, я был отозван в Лхасу в связи с приближающейся кончиной Тринадцатого Далай Ламы. По прибытии туда я принял участие в церемониях, последовавших за Его кончиной, и уладив в Лхасе кое-какие дела, снова вернулся в Чунцин. На состоявшейся впоследствии беседе с Верховным Настоятелем Тай Шу меня убедили в необходимости вступить в китайскую военную авиацию и уехать в Шанхай. Этот город ничем меня не привлекал, хотя я и знал, что мне его не миновать. Так в очередной раз мне пришлось сорваться с места и отправиться в путь к иному пристанищу. Здесь 7 июля 1937 года японцы спровоцировали инцидент на мосту Марко Поло. Это фактически послужило началом китайско-японской войны, и для нас все неимоверно усложнилось. Я был вынужден оставить весьма доходную практику в Шанхае и на некоторое время предоставить себя в распоряжение Шанхайского муниципального совета, а позднее я всецело посвятил себя службе в санитарной авиации китайской армии. Как и все остальные, я летал в те места, где требовалось проведение срочных хирургических операций. Мы летали на стареньких, никуда не годных самолетах, считавшихся, однако, вполне подходящими для тех, кто не сражался, а латал израненные тела.