Человек, одарённый медиумическими способностями, иногда преследуется умершими, желающими по той или иной причине войти в контакт с физическим миром. И если его желанию не внемлют, то настойчивость, с которой он пытается привлечь внимание, может стать весьма стесняющей. Зачастую умершие способны производить лишь более или менее сильные стуки или шепот и шелест. Но иногда им удаётся материализовать, например, руку, достаточно крепкую для того, чтобы энергично схватить что-то твёрдое или даже продемонстрировать значительную силу. Участники сеансов особенно рискуют стать преследуемыми таким образом. Духи-руководители, как их называют, т. е. умершие, которые руководят сеансом, обычно исключают из участия (и очень справедливо) тех, чьи мотивы возвращения на физический план исключительно эгоистичны или неуместны. Но, имея возможность защищать своего медиума от таких людей, они неспособны распространять защиту на всех участников сеанса. Вот так некоторые нежелательные лица, пытавшиеся воспользоваться медиумом, но отвергнутые, привязываются к кому-либо, обладающему медиумическими способностями, в надежде получить от него посредством бесконечных приставаний то, в чём руководители вполне справедливо ему отказали. В книге "Сны и привидения" есть одна история, которая, вероятно, входит в эту категорию.
Собаки и рука
После трёх или четырёх сеансов Болтер стал очень беспокойным и не любил спать один; поэтому я однажды решил провести с ним ночь в единственной комнате его хижины. Я был разбужен среди ночи шумом и движением. Дверь была открыта, светила полная луна, освещая всё вокруг как днём. Комнату заполнили большие черные собаки; их было четыре или пять. Они прыгали и, казалось, играли. Одна из них прыгнула на кровать и потёрлась мордой о моё лицо (кровать была низкой, и я лежал с краю). Поскольку я ко всем собакам питал симпатию, а это чувство рассеивает страх, то я просто поднялся, выпустил их всех и, закрыв дверь, улёгся вновь. Естественно, я думал о них как о собаках в физическом теле, поэтому у меня не было физического страха. Я заснул, но опять проснулся с мрачным чувством, что кто-то стягивал с меня одеяло на пол. Я натянул его, но оно опять стало медленно сползать.
Несколько удивлённый, я вновь натянул его на себя и стал крепко придерживать; думаю, что тут я задремал. Потом я проснулся от ощущения, что одеяло опять стаскивали. Оно ползло, ползло, потом вдруг было резко сброшено на пол. Надо сказать, что на протяжении всего этого явления я несколько раз посматривал на Болтера, который имел вид крепко спящего. Но на этот раз, испугавшись, я попытался его разбудить, но напрасно. Он спал как убитый. Его обычно бледное лицо теперь походило на мрамор, освещенный луной. После некоторого колебания я натянул на себя покрывало и крепко уцепился за него. Его тут же стали стаскивать с возрастающей силой, и я, теперь уже в конец напугавшись, цеплялся за него изо всех сил, отчаянно пытаясь его удержать.
Для большей опоры я натянул его на голову (или, может быть, просто для того, чтобы спрятаться), как вдруг я почувствовал сверху какое-то давление и движение, подобное движению пальцев — они неуклонно двигались к моей голове. Сходя с ума от страха, я резко отшвырнул покрывало и схватил руку; мгновение я держал её, не отрывая взгляда и онемев от ужаса, а потом отбросил её как можно дальше. Ничего удивительного: эта кисть не принадлежала никакой руке, никакому телу; она была волосатая и чёрная, с короткими пальцами, длинными когтями, как у хищной птицы, и большого пальца на ней не было! Слишком испуганный, чтобы подняться, я должен был оставаться в кровати; думаю, что после долгих и бесплодных попыток разбудить Болтера я заснул опять. Утром я рассказал ему о произошедшем. Он сказал, что несколько людей, проводивших с ним ночь, видели эту руку. "И всё же, — сказал он, — Вам повезло, что Вам не пришлось также увидеть больших чёрных собак!"