Вместе они придумали курьёзный «совет небес», членами которого они оба были; или, возможно, они нашли такую мыслеформу, созданную кем-то другим, и просто приняли её и присоединились к ней. Тренированному взгляду очевидно, сколь неуклюжи и несовершенны были эти мыслеформы, хотя несомненно, они полностью удовлетворяли своих создателей. Моисей, например, был серьёзно недоделан. Он чопорно сидел, будто проглотив аршин, как бы приклеенный к своему неудобному золотому трону, но в действительности у него были лишь лицо и передняя часть тела, сзади же он так и не был окончен. В этом отношении он напоминал многие мыслеформы, встречающиеся в «стране лета», где нередко можно видеть матерей, которые ласкают детей, имеющих тот же самый недостаток. Создатели подобных форм всегда вполне счастливы с ними и никогда не замечают их несовершенства, ведь так как в этих куклах нет иной жизни, кроме вложенной в них мыслью, эта мысль всегда будет откликаться на импульсы того, кто её породил, причём точно так, как он ожидал. Ещё одной бездеятельной персоной этого совета был св. Пётр. В его виде не было никакой значительности, но по крайней мере у него была большая связка ключей, позвякивание которыми и было его главным вкладом в обсуждения.
Хотя большинство участников совета принадлежало к только что описанному типу, мыслеформы Бога, св. Павла (его образ был выбран для оживления сапожником) и пророка Ильи были более определёнными и оригинальными. Последний просто совершенно удивил нас своей активностью, и при исследовании обнаружилось, что он тоже был занят (или по меньшей мере использовался как нечто вроде рупора) другим умершим, валлийцем, который в какой-то ранний период своей жизни испытал опыт, именуемый «обращением», а затем эмигрировал в Америку, где прожил несколько лет, а затем умер. При жизни он всегда искал религиозного опыта эмоционального типа; например, он присутствовал на нескольких собраниях «религиозного возрождения», проводимых неграми, где видел знаменитые «иерусалимские прыжки» и сам участвовал в них. К его религиозности была примешана курьёзная склонность к социалистическим идеям, и он мечтал о золотом тысячелетии, видение которого наполовину слагалось из иррационального, эмоционального христианства, а наполовину — из материалистического социализма.
Он лучше других уяснил соотношение между физическим и астральным мирами, а также возможности, которые даёт последний, и понял, что прежде чем он может надеяться повлиять на физический мир, он должен так или иначе войти с ним в контакт. Он не думал о перевоплощении, поскольку никогда не слышал о нём, но он знал, что перешёл из физического мира в астральный, и считал, что следовательно должен быть и путь назад. Эта проблема занимала его внимание, и когда он обнаружил, что фермер нашёл медиума, через которого мог в некоторой степени соприкасаться с физическим миром, он решил использовать обоих так, как сможет. Ему это казалось первым возможным шагом к достижению своих целей, и он вошёл в мыслеформу Ильи в «совете небес», видя в этом средство быстро подать себя так, чтобы сразу обеспечить уважение со стороны других. Я не думаю, что делая это, он был тщеславен или корыстен — для него это было просто средством к достижению цели, поставленным на его пути провидением.
Но здесь последовал неожиданный результат. Выступая под маской Ильи, он пытался вести себя, как по его мнению приличествовало вести себя пророку, и придать своей персонификации ветхозаветный аромат. Это повлияло и на его обычную астральную жизнь — он начал всё время жить в таком образе, и постепенно начал задумываться, а не на самом ли деле он Илья! Он находится буквально в процессе самотрансформации, и непременно скоро станет маньяком, одержимым этой идеей. Во время нашего исследования он ещё знал, что он валлиец, играющий роль Ильи, но я уверен, что в недалёком будущем он пройдёт эту стадию и будет так же уверен, что он Илья, как тот фермер был уверен, что он — Христос.