Из этого беглого взгляда на спектр проявления духа и духов можно заключить, что дух может либо быть свободным от телесной структуры, либо пребывать в борьбе за свое освобождение от нее. Мне кажется полезным констатировать это для понимания того, как дух проявляется в психологических переживаниях. Ибо здесь мы снова обнаруживаем постоянное стремление духа вырваться из ловушки рутинных или конвенциональных психологических структур. Духовная работа — это попытка высвободить эту динамическую энергию, которая должна вырваться из удушья старых форм: эмоциональных стереотипов семейных отношений, общепринятых взглядов на мир и человеческую жизнь; ценностей, нуждающихся в пересмотре в связи с изменившимися условиями; культурных форм, которые являются результатом обусловливания со стороны семьи, субкультуры или преобладающей культуры и должны изменяться с течением времени. Опять же, существуют древние традиции, выражающие эту работу по высвобождению духа, наподобие эмоционально болезненных потуг натурфилософов*, посвятивших себя задаче освобожденияnousотphysis: духа из заточения в материи — в природном мире и в теле.
Если в процессе личностного развития эта работа по освобождению духа становится необходимой, но не предпринимается сознательно, с пониманием цели и с приложением значительных усилий, то психика склонна перехватывать инициативу и подавлять сознательную личность своими собственными мощными процессами. Я наблюдал эти процессы во многих случаях и выявил в них специфическую последовательность, которую описал и назвал “процессом обновления” (Perry, 1953, 1974, 1976).
Темы смерти и разрушения мира
Два компонента этой последовательности высвечивают ее дезинтеграционный и реинтеграционный аспекты — это эмоциональные переживания и образы смерти и разрушения мира.
Всякий раз, когда вот-вот произойдет глубокое переживание изменения, его предвестником становится мотив смерти. В этом нет ничего загадочного, поскольку необходимо перерасти и преобразовать ограниченные представление о себе и самооценку, а для того, чтобы осуществить это преобразование, образ себя должен быть разрушен. В глубоких иллюзорных состояниях человек может чувствовать, что пересек границу царства смерти и живет среди духов умерших. Он вынужден отказаться от прежних ожиданий относительно себя самого и позволить себе быть подхваченным ветрами перемен.
Гораздо менее привычным является спутник этой темы смерти — образ разрушения мира. Подобно образу самого себя, образ мира — это сжатая форма свойственного человеку очень сложного стереотипа видения мира и своей жизни в нем. Больше всего об этой форме мы знаем из культурной антропологии, которая обнаружила, что во времена резких культурных изменений мистики и провидцы переживают сокрушительный опыт, в котором они видят, как мир разрушается, превращаясь в хаос, а время закручивается назад, к своим началам. Это разрушение образа мира ясно представляет смерть старой культуры, прокладывающую путь для обновления. Таким образом, в жизни индивида, когда трансформация его собственной внутренней культуры уже началась, разрушение образа мира является предвестником изменения. Выражения изменений культуры становятся очевидными.
Эти и другие архетипические образы выполняют функцию проведения в жизнь процессов духа, высвобождения и преобразования его энергий, которые затем ускользают из старых и переходят в новые, ориентированные на будущее. Все это происходит в интересах развития, с целью формирования более широкого сознания, открытого новым измерениям опыта.
Эти два мотива — образ самого себя и образ мира — не только сопутствуют друг другу в этом процессе, но и имеют общую форму представления — “мандалу”. Очевидно, весь процесс обновления связан с действием этого мощного архетипа, символизирующего управляющий центр психики.