Все это время старик не поднимал на меня глаз. И тут вдруг поднял. «Я Хуан Матус», – сказал он, глядя мне прямо в глаза.
Моя тирада ни в коем случае не должна была прекращаться, но по какой-то непонятной причине я вдруг почувствовал, что мне больше нечего сказать. Хотелось только назвать свое имя. Но старик поднял руку на уровень моих губ, как бы заставляя меня молчать.
В этот момент подъехал автобус. Старик проворчал, что это тот автобус, на котором он должен ехать; затем он дружелюбно пригласил меня заглянуть как-нибудь к нему, чтобы мы могли поговорить в непринужденной обстановке и обменяться историями. Говоря это, он иронично усмехнулся уголком рта. С невероятной для человека его возраста ловкостью – ему было, как я прикинул, за восемьдесят – он в несколько прыжков покрыл пятидесятиярдовое расстояние между скамьей, где он сидел, и дверью автобуса. Автобус словно остановился специально для того, чтобы подобрать этого старика, – как только он запрыгнул, дверь закрылась и машина тронулась.
Старик уехал, а я вернулся к скамейке, где сидел Билл. – Что он сказал, что он сказал? – спрашивал он возбужденно.
– Чтобы я заглянул к нему домой, – ответил я. – И даже сказал, что мы там сможем поговорить.
– Он пригласил тебя к себе домой? Что же ты ему такого сказал? – приставал Билл.
Я похвастался Биллу, что во мне погиб торговый агент, и рассказал, как я пообещал старику поделиться с ним своей богатой информацией о лекарственных растениях.
Билл явно не поверил ни одному моему слову. Он обвинил меня в том, что я что-то утаиваю от него.
– Я знаю, что за люди здесь живут, – заявил он воинственно, – а этот старик – особенно странный тип. Он не разговаривает ни с кем, в том числе и с индейцами. С какой бы стати ему разговаривать с тобой, чужаком? Был бы ты хоть умный!
Было очевидно, что мой друг рассердился на меня, хотя я и не мог понять за что. Я не смел попросить у него объяснений. У меня возникло впечатление, что он ревнует меня к этому старику. Возможно, я добился успеха там, где он в свое время потерпел поражение. Как бы то ни было, мой случайный успех ничего не значил для меня. Если не считать кратких замечаний Билла, я не имел ни малейшего понятия о том, как трудно было сойтись с этим стариком. Да и ничего особо примечательного в нашем разговоре я в то время не обнаружил. И меня удивляло, что Билл так расстраивается по этому поводу.
– А ты знаешь, где он живет? – спросил я его.
– Не имею ни малейшего понятия, – ответил он сухо. – Местные люди говорили, что он не живет вообще нигде, просто появляется неожиданно то здесь, то там, но все это, конечно, чушь собачья. Наверное, живет в какой-нибудь развалюхе в мексиканском Ногалесе.
– Чем же он такой важный? – спросил я.
Задав этот вопрос, я смог набраться храбрости и добавить:
– По-моему, ты расстроен из-за того, что он разговаривают со мной. Почему?
Билл с безразличным видом признал, что он был раздосадован, потому что, по его сведениям, даже пытаться заговорить с этим человеком было бесполезно.