– Мы действительно ничего не знаем, – отрезала мне Лидия, очевидно, возбужденная моими вопросами. – они ушли в другое место. Ты должен задать этот вопрос ла Горде. Она должна что-то рассказать тебе. Она знала вчера, что ты приехал, чтобы попасть сюда. Мы боялись, что ты умер. Нагваль сказал, что ты единственный, кому мы должны помогать и верить. Он сказал, что ты – это он сам.
Она закрыла свое лицо и захихикала, а потом добавила: «но в это трудно поверить».
– Мы не знаем тебя, – сказала Роза. – вот в чем дело. Мы четверо чувствуем одинаково. Мы боялись, что ты умер, а когда мы увидели тебя, мы рассердились на тебя за то, что ты не умер. Соледад для нас словно мать, может быть, даже больше, чем мать.
Они обменялись заговорщецким взглядом друг с другом. Я немедленно интерпретировал его как сигнал опасности. Они задумали что-то недоброе. Лидия заметила мое внезапное недоверие, которое, должно быть, было написано у меня на лице. Она отреагировала серией утверждений об их желании помогать мне. Я, фактически, не имел основания сомневаться в их искренности. Если бы они хотели причинить мне вред, они могли бы сделать это тогда, когда я спал. Они говорили так убедительно, что я ощутил себя мелочным. Я решил распределить подарки, которые я привез для них. Я сказал им, что в пакетах находятся кое-какие безделушки и что они могут выбирать то, что им понравится. Лидия сказала, что они предпочли бы, чтобы я сам вручил подарки. Очень любезным тоном она добавила, что они были бы благодарны, если бы я также вылечил Соледад.
– Что по-твоему я должен сделать, чтобы вылечить ее? – спросил я ее после долгого молчания.
– Использовать свой дубль, – сказала она сухим тоном.
Я тщательно объяснил, что донья Соледад едва предательски не убила меня, и что я остался в живых благодаря чему-то во мне, что не было ни моим умением, ни моим знанием. Что касается меня, то неуловимое что-то, что кажется, нанесло ей удар, было реальным, но недостижимым. Короче говоря, я мог помочь донье Соледад не больше, чем сходить на луну.
Они слушали меня внимательно, оставаясь неподвижными, но возбужденными.
– Где донья Соледад сейчас? – спросил я Лидию.
– Она вместе с ла Гордой, – сказала она унылым тоном. – ла Горда забрала ее и пытается вылечить ее, но мы не знаем, где они на самом деле.
– А где Жозефина?
– Она пошла искать свидетеля. Он единственный, кто может вылечить Соледад. Роза считает, что ты знаешь больше, чем свидетель, но т.к. ты рассердился на Соледад, ты желаешь ее смерти. Мы не виним тебя.
Я заверил их, что я не рассержен на нее, уж во всяком случае я не желаю ее смерти.
– Тогда вылечи ее, – сказала Роза сердитым пронзительным голосом. – свидетель сказал нам, что ты всегда знаешь, что делать, а свидетель не может ошибаться.
– А кто такой, черт побери, свидетель?
– Нестор – свидетель, – сказала Лидия, как будто она была вынуждена произнести его имя. – ты знаешь это. Ты должен знать. Я вспомнил, что во время нашей последней встречи дон Хенаро называл Нестора свидетелем. Я подумал тогда, что это прозвище было шуткой или уловкой, которую Хенаро использовал, что ослабить охватившее всех напряжение и боль тех последних совместных минут.
– Это была не шутка, – сказала Лидия твердым тоном. – Хенаро и Нагваль вели свидетеля по иному пути. Они брали его с собой всюду, куда они ходили. Я имею в виду – всюду! И свидетель был свидетелем всего, что надо было засвидетельствовать.