Одна из терапевтических комнат в Пражском научно-исследовательском институте психиатрии ко времени ее использования в качестве помещения для ЛСД-терапии была оборудована односторонним полупрозрачным зеркалом. Перед началом одного из сеансов в наше отделение проникли двое нетерпеливых и не очень деликатных студентов-психологов. Когда я проводил сеанс с Армидой — молодой девушкой с пограничной симптоматологией психоза, они без моего разрешения и без согласия пациентки решили понаблюдать за происходящим через односторонний экран. Не подозревая о том, что правильное его использование требует затемнения в комнате наблюдателей, они оставили свет, открыв обратную часю зеркала. В результате их образы, похожие на привидения, возникли на экране в терапевтической комнате. Армида, увидев их, отреагировала вспышкой паники и страшной ярости. Более часа она визжала, билась и каталась по полу. В течение всего этого времени я не имел с ней никакого контакта. Лишь после того как девушка успокоилась, она смогла объяснить, что же произошло. Когда она взглянула на экран, все окружающее внезапно превратилось в пугающий лес. Похожие на привидения фигуры студентов трансформировались в двух агрессивно настроенных молодых людей, по вине которых в возрасте семнадцати лет она пережила тяжело травмировавшее ее событие. В момент крайнего возбуждения и неспособности к коммуникации, она оказалась полностью втянутой в повторное проживание этого случая. Согласно ее описанию, эти два негодяя воспользовались ее наивностью, заманили в лес и изнасиловали ее, несмотря на отчаянное сопротивление. В результате этого случая Армида заразилась гонореей, которая приобрела хронический характер и доставила ей множество неприятных гинекологических хлопот. Биологические и эмоциональные последствия этого случая вошли в число проблем ее сексуальной жизни.
Таким образом, действительные обстоятельства сеанса явились мощным драматическим внешним стимулом и трансформировались в направлении давнего травматического переживания, включив, в свою очередь, его повторное проживание.
Важность терапевтического отношения как основного определяющего фактора содержания ЛСД-сеанса можно убедительно продемонстрировать на примере первого сеанса Шарлотты, двадцатитрехлетней медицинской сестры. За несколько лет до ЛСД-терапии она была помещена в закрытое отделение государственной психиатрической лечебницы в состоянии ступора, с диагнозом шизофрения. После выписки она в течение нескольких лет проходила систематический курс психотерапии, что предшествовало ее первому ЛСД-переживанию. На протяжении этого времени она последовательно проявляла симптомы невроза навязчивости и конверсию, а также тревожную истерию. Важным фактом ее биографии были холодные взаимоотношения в семье без понимания ее потребностей и буквально полное отсутствие эмоцяональной поддержки со стороны ее родителей. Атмосфера в доме определялась непомерными религиозными требованиями и была особенно нетерпимой по отношению к сексуальным проявлениям любого рода. Шарлотта находилась в полной изоляцми, и терапевт был ее единственной эмоциональной опорой. Во время сеанса у пациентки весьма резко проявился эффект переноса, и ее захватила идея сломать искусственные и профессиональные рамки терапевтического отношения, изменить их на эротические и включить в свою жизнь. Эта проблема серьезно повлияла на содержание и характер ее первого ЛСД-сеанса.
В начале сеанса Шарлотта осознала силу своей эмоциональной привязанности к терапевту и спросила, интересуется он ею только как пациенткой или же имеют место и реальные, человеческие интересы. Она не выносила мысли о том, что у него были и другие пациентки и что он не всецело принадлежит ей. Сам же факт пребывания ее в роли испытуемой казался вполне приемлемым. Неожиданно она взглянула на свое тело и с особой улыбкой бросила замечание: У меня такое чувство, будто на мне ничего нет… я имею в виду, во мне ничего нет; по крайней мере того, чем вы могли бы заинтересоваться. Я ничего для вас не значу. Некоторое время спустя тенденция, проявившаяся во фрейдовской языковой оговорке, полностью вскрылась. Шарлотта видела себя прекрасной обнаженной моделью, а терапевт превратился в легкомысленного художника, представителя богемы. Терапевтическая комната стала уютной мастерской на Монмартре. В этот момент все казалось прекрасным, и Шарлотта чувствовала себя совершенно счастливой. Эта короткая романтическая интерлюдия была грубо прервана видением чертей и адского пламени на стенах. Когда Шарлотта взглянула на терапевта, она вообразила, что у него вырастает язык, а лицо темнеет. Тогда она начала воспринимать его как дьявола с ужасными глазами и маленькими рожками на лбу.