Знаменитый пляж Бэйдайхэ разделен на две части, которые отличаются друг от друга как день и ночь. На одной яблоку негде упасть — везде столько людей, загорающих на солнце или прячущихся в тени разноцветных тентов, что патрулирующим солдатам часто приходится перешагивать через лежащие тела. Другая — полоска земли, отделяющая от моря роскошные виллы с кремовыми стенами цвета и красновато-оранжевыми крышами, протянувшиеся вдоль береговой линии, была почти пуста. Самый охраняемый во всем Китае пляж с суши окружен глухим металлическим забором, к которому подведен ток высокого напряжения. Со стороны океана доступ к нему преграждают толстые сети, якобы для защиты именитых купальщиков от нападения акул. На самом деле здесь никто не видел акул-людоедов, а сети поставлены, чтобы обезопасить китайских бонз на случай появления подводных лодок или аквалангистов, задумавших предпринять покушение на их жизнь.
На полупустынном пляже, метрах в пяти от моря, на покрытом купальной простыней шезлонге лежал адмирал Юань Сяопин. Сбоку стоял сервировочный столик с изысканными китайскими деликатесами. Глаза Сяопина вглядывались в океан, пытаясь разглядеть там хоть какие-нибудь признаки жизни, но не находили ничего. Ему невольно вспомнились стихи Мао, написанные об этом месте много десятилетий назад:
В безбрежном океане
Не видно рыбачьих лодок.
Куда они ушли?
Во времена правления Мао ответ был прост: лодкам было запрещено приближаться к пляжу, где отдыхала привилегированная политическая элита. Любое нарушение границ встретило бы серьезный отпор береговой охраны. А теперь добавились и другие причины. Сточные воды и промышленные отходы сильно загрязнили океан вокруг Бэйдайхэ, а хищнический промысел истощил морскую фауну. Местным рыбакам не за чем было выходить в море — оно больше не могло их прокормить. Рестораны закупали морепродукты в менее загрязненных районах.
Было жарко, и Сяопину захотелось пить. Он дал знак своему адъютанту, который часами томился рядом в ожидании приказов адмирала.
— Принеси большую порцию «Особого», только не в сахарной трубочке, а в креманке! — отдал приказ адмирал. Мороженое под названием «Особое» кондитерская Кислинга готовила специально для высших китайских чинов, которые питали к нему слабость.
— Может, еще и Маотай, адмирал? — спросил адъютант, предлагая крепкий ликер, популярный среди китайской верхушки. Во время банкетов многие поглощали его в таком количестве, что желудок не выдерживал.
— Нет, не сегодня. Принеси мне двойной Джонни Уокер, неразбавленный, без льда, — последовал ответ.
Адмирал был не в духе. Бэйдайхэ, место, где он любил отдыхать, думать и писать, стремительно портилось. Последней каплей в этом безобразии стал призрак радиоактивного загрязнения. Эпицентр чжоушаньской трагедии находился более чем в тысяче километров, но, учитывая масштаб ядерной катастрофы и непредсказуемость воздушных потоков и океанических течений, ни один район в Китае не мог считаться вполне безопасным от радиоактивной угрозы. А Бэйдайхэ подвергался двойному риску: с воздуха и с океана. Временами уровень радиоактивности подходил к угрожающей отметке.
Но радиоактивное загрязнение Бэйдайхэ лишь отчасти объясняло дурное настроение адмирала. Атомный взрыв чудовищной силы на архипелаге Чжоушань уничтожил цвет китайского подводного флота и привел к заражению больших пространств океана и побережья. Он сделал множество боевых кораблей и стратегически важных военно-морских установок совершенно бесполезными. За несколько роковых секунд мечты адмирала о победе над Японией и о собственном восхождении к вершинам власти были разбиты и погребены под слоем радиоактивного пепла. Теперь Китаю придется собрать все силы, чтобы справиться с этой катастрофой, и надолго забыть о вторжении в Японию. Сяопин был в глубокой тоске.